"А.Кравец, Ю.Куценко. Марксистская анатомия октября и современность " - читать интересную книгу автора

правительстве вполне допустимо, а при известных обстоятельствах прямо
обязательно. Эта справка показывает нам далее, что реальной задачей, которую
пришлось выполнять коммуне, было прежде всего осуществление демократической,
а не социалистической диктатуры, проведение нашей "программы-минимум".
Наконец, эта справка напоминает нам, что, извлекая уроки для себя из
Парижской коммуны, мы должны подражать не ее ошибкам... а ее практически
успешным шагам, намечающим верный путь. Не слово "коммуна" должны мы
перенимать у великих борцов 1871 года, не слепо повторять каждый их лозунг,
а отчетливо выделить программные и практические лозунги, отвечающие
положению дел в России и формулируемые в словах: революционная
демократическая диктатура пролетариата и крестьянства".
(ПСС, т. 11, с. 132)
В марте 1918 г. Ленин так развил эту мысль на VII Экстренном съезде
РКП(б):
"Мы должны теперь вместо старой программы писать новую программу
Советской власти, нисколько не отрекаясь от использования буржуазного
парламентаризма. Думать, что нас не откинут назад, - утопия.
Исторически отрицать нельзя, что Россия создала Советскую республику.
Мы говорим, что при всяком откидывании назад, не отказываясь от
использования буржуазного парламентаризма, - если классовые, враждебные силы
загонят нас на эту старую позицию, - мы будем идти к тому, что опытом
завоевано, - к Советской власти, к советскому типу государства, государства
типа Парижской Коммуны. Это нужно выразить в программе. Вместо
программы-минимум мы введем программу Советской власти."
(ПСС, т. 36, с. 53-54)
Несмотря на то, что советская власть объявлялась "высшим типом
государства, прямым продолжением Парижской Коммуны" (см. В. И. Ленин, ПСС,
т. 36, с. 110), большевики вынуждены были на практике отступать даже от
принципов последней, например, согласиться на высокую оплату буржуазных
специалистов и др. (см. там же, с. 179, с. 279).
Поэтому, что касается аналогий в революционном процессе Франции и
России, более прав оказался Ф. Энгельс, писавший еще в 1885 году в письме
Вере Засулич, что Россия "приближается к своему 1789 году". "В стране, где
положение так напряжено, где в такой степени накопились революционные
элементы, где экономическое положение огромной массы народа становится изо
дня в день все более нестерпимым, где представлены все ступени социального
развития, начиная от первобытной общины и кончая современной крупной
промышленностью и финансовой верхушкой, и где все эти противоречия
насильственно сдерживаются деспотизмом, не имеющим себе равного,
деспотизмом, все более и более невыносимым для молодежи, воплощающей в себе
разум и достоинство нации, - стоит в такой стране начаться 1789 году, как за
ним не замедлит последовать 1793 год", - подчеркивал он (см. К. Маркс, Ф.
Энгельс. Собрание соч., 2-е изд., т. 36, с. 260, 263).
И в самом деле, именно в событиях Великой Французской революции
большевики чаще всего искали ответы на российские проблемы. Придя к власти,
они заимствовали даже лексикон французских революционеров той поры, - к
примеру, слова: "комиссар", "ревтрибунал", "враги народа", "продотряд"; пели
ту же "Марсельезу"... все потому, что большевики понимали: Россия должна
пройти чистилище радикальной буржуазно-демократической революции. Значит, им
надо быть такими же решительными и смелыми, как в свое время якобинцы во