"Иосиф Игнатий Крашевский. Гетманские грехи" - читать интересную книгу автора

догадаться о присутствии в доме женского существа, которому нужна была
весна с ее улыбками и благоуханием.
Во дворе стояла необычная для этого времени дня тишина, хотя вечерние
занятия обитателей хутора шли своим порядком. Кони возвращались с водопоя,
женщины несли только что подоенное молоко, работники хлопотали около
сараев; но все это делалось молча, и, казалось, люди знаками напоминали
друг другу о необходимости соблюдения тишины. Только гуси, с которыми не
могла объясниться пастушка, загонявшая их длинным кнутом, кончали громкий
разговор, начатый где-то на лугу. Куры, как всегда в хорошую погоду, давно
уже спали не насесте.
В деревне тоже было малолюдно; и здесь было так же тихо, как на
хуторе.
Двери на крыльцо были открыты настежь, и заходящее солнце ярко
освещало пустые лавки и через порог прокрадывалось в сени. На фоне темных
деревьев маленькая усадьба, освещенная солнцем, имела очень живописный
вид, несмотря на свою простоту и заброшенность. Даже скромные цветы,
выглядывавшие из-за плетня, мальвы, орлики, ноготки, пестро расцвеченные,
красиво выделялись на сером фоне стен дома.
Пользуясь тем, что никто им здесь не мешает, ласточки без боязни, не
спеша, возвращались под стрехи, в свои гнезда; а воробьи, рассевшись на
спинках лавок и на полу, хозяйничали, как в собственной квартире.
Но вдруг они испуганно вспорхнули от стука отворившейся в сенях
двери.
На крыльцо медленно вышла женщина средних лет, погруженная в глубокое
раздумье: ее фигура, лицо и движения так мало гармонировали со всем
окружающим, что трудно было признать в ней обитательницу этого дома.
Хоть годы отняли у нее прелесть молодости, и она сама, по-видимому,
нисколько не заботилась о том, какие перемены произошли в ее наружности,
она все еще была прекрасна той изысканной, породистой красотой, в которой
сказывается благородное происхождение. Правда, и в убогих хатах попадаются
такие райские цветы, такие избранные существа, но поэзия, которою облекает
их природа, имеет совсем другой характер.
По этой женщине можно было узнать с первого взгляда, что она родилась
и выросла во дворцах, что счастье и довольство баюкали ее с молодости, и
только жизненная буря загнала ее сюда. И теперь она была хозяйкой
маленькой усадьбы, скромно одетая, всеми забытая, ко всему равнодушная,
печальная и страдающая.
Одного только не могла отнять у нее бедность - того, что природа дала
ей при рождении, как талисман, или как бремя: прекрасной фигуры,
напоминавшей статую, лица с изумительной чистотой линий, выразительного и
пламенного взгляда черных глаз, мраморной белизны лба и королевского
величия в осанке и движениях. Руки, скрещенные на груди, поражали своей
чудесной формой, несмотря на то, что они, видимо, не составляли предмета
забот их обладательницы; небрежно свернутые на голове волосы, в которых
уже серебрились белые нити, лежали пышными, густыми прядями и своей
тяжестью, казалось, нагибали голову.
Ее темное платье, скромного, почти монашеского покроя, было сильно
поношено, на шее была надета белая косынка, а в руках она держала смятый
белый платочек, которым она только что отерла покрасневшие от слез глаза.
Скрытая боль и напряженная мысль испортили все еще красивые линии ее