"Петр Краснов. Кинематограф " - читать интересную книгу автора

всегда преувеличенные, о придавленных мебелью и печами людях, о погибших под
развалинами. Потом пошло трясти и гудеть. Но большинство людей принуждено
было еще жить в домах. И днем эти дома тряслись, как трясется привязанный к
пристани пароход, когда на нем разводят пары. Иногда это трясение
прерывалось толчком. Накренялась или падала лампа, книга срывалась с полки.
"Это ничего, пройдет", - говорили мужья женам, отцы детям, а сами не знали,
пройдет это или усилится. Можно оставаться под крышей, в тепле, или уже пора
бежать на улицу, в сад, под морозное синее небо...
Но ночью в домах уже никто не оставался. Спали на дворах, в тарантасах,
на телегах, на земле. Спали в лютые рождественские морозы под открытым
небом.
А земля все гудела и нет-нет дарила толчком. Там осыпался дом и
раздавило всю посуду и поломало крупную мебель; там расщепило дерево, выбило
стекла, вывернуло рамы...
В большом кабинете губернаторского дома с трещинами на стенах заседал
комитет. Толчок, удар... Упала на стол штукатурка.
...Это ничего, господа... Может быть, пройдет. Итак, продолжаем...
Делили город и уезд на участки; лихие офицеры-сибиряки хорунжие
Анненков и Иванов мчались через замерзшую Или в Пржевальск, о котором не
было никаких известий. Они выехали из Джаркента 26-го декабря в 8 часов 15
минут утра, а 31-го декабря в 3 часа дня они уже вернулись в Джаркент,
пройдя за 5 1/4 дней 555 верст, причем величина дневного перехода доходила
до 133 верст; ехать им пришлось по пустыне, в суровое зимнее время, через
перевалы, занесенные снегом, терпя холод и голод... Будь такой подвиг
совершен в "России", были бы и ордена и награды... Здесь благодарность в
приказе по бригаде - и все. Здесь это дело: лишения, непрерывный поход,
суровые ночлеги - вещь обыкновенная, потому что это край, объятый войною с
природою...
С Балхаша прислали юрты. Стали раздавать их населению, селились под
кошмами. А земля гудела и тряслась.
Там и там образовались широкие и глубокие трещины, и новый страх
охватил людей. Страх провалиться под землю. Стали находить, что там, где
есть пол, то есть в домах, все-таки лучше. И опять спали в домах и видели
домашние предметы, которые шатались, и в комнатах каменного дома трясло, как
на пароходе. Люди шли в громадный кирпичный собор и молились Господу Богу,
исповедовались и приобщались, и неверующие становились верующими...
Но жизнь шла и предъявляла свои требования, и нужны были бумаги и
донесения, работал телеграф, работали банки. Детям нужна была елка, взрослым
обычные новогодние визиты и поздравления. И в большом зале собрания
собрались для поздравлений. В парадной форме, в эполетах, во фраках...
А земля гудела. И тряхнула в самый разгар поздравлений. Одни
побледнели, другие сделали вид, что они ничего, третьи кинулись было к
дверям...
- Ничего, господа, это пройдет, - сказал губернатор.
Унтер-офицер стрелкового музыкантского хора подал знак, музыканты
заиграли - и все успокоились.
Потом делали визиты, разговаривали, конечно, только о землетрясении,
как и поныне доминирующий вопрос о землетрясении.
Но, наконец, немного привыкли. Только дети боялись спать в тех
комнатах, где их впервые захватило землетрясение, и спали по другим, таким