"Петр Краснов. Понять - простить (Литература русской эмиграции)" - читать интересную книгу автора

раскрытыми глазами глядя в пространство. - Когда пришли со своим странным
учением социалисты, когда в художестве перестали ценить правду, когда
Врубеля провозгласили гением и Блок стал писать свои загадочные стихи. Когда
тихо пополз яд отрицания в народную душу.
А не раньше ли еще? Не тогда ли, когда ходил он с Ипполитом к
Бродовичам и когда об этом говорили они еще гимназистами?"
Ты не спишь? - услышал он ласковый голос Наташи.
- Нет.
- Почему ты не спишь?
- Так, не спится. Все думаю.
- Не думай, милый Федя... А впрочем... Что же ты надумал?
- Что... Ничего... Я, Наташа, все не о том думаю, о чем надо. Я думаю,
как это началось, да кто в этом виноват, и вот не могу, никак не могу
придумать, что же теперь делать и как это поправить.
- Да... И я тоже. Который час?
- Двадцать минут шестого.
- Ну, спи еще. Надо спать. Когда спишь, тогда лучше...
- Постараюсь.
Прошло с полчаса. Было слышно, как через две комнаты старые бронзовые
часы, рыцарь с дамой, били шесть.
- Как ты думаешь, Федя, Светик и Олег с Лизой пробрались на Дон?
- Бог даст.
- А Игорь у Ожогиных?
- Да, всего вернее.
- Хотя бы письмо, какое?
- Попросим Тома справиться.
- Да, его. Больше некого. Какой хороший Том, - вздыхая, сказала
Наташа. - Ты знаешь, Федя, я думаю, он в священники пойдет. Вот и
некрещеный, а какой вышел!
- Спи, милая Наташа. Надо набираться сил на завтра. Тебе в очереди
стоять за сахаром.
- Ты-то спи.
Оба не спали.


VII

В девять часов, в столовой с неприбранной постелью Венедикта
Венедиктовича, ушедшего на службу, Липочка гремела посудой. Самовар пускал к
потолку густые клубы пара, и в лотке лежало несколько ломтей сероватого
хлеба.
Федор Михайлович пришел с Наташей пить чай. На Федоре Михайловиче была
суконная, защитного цвета солдатская гимнастерка без погон, защитные
шаровары и высокие сапоги. На большой голове вились густые серебристые
волосы, борода была обрита, и усы по-старому закручены двумя стрелками.
Рослый, стройный, со смелым загорелым лицом, он всем видом говорил, что он
военный, вероятно, полковник или генерал, и отнюдь не рабочий и не
пролетарий. Наташа, в старом китайском темно-синем, тканом золотом халате,
причесанная, свежая, моложавая, румяная, полная, очень красивая для своих 45
лет, приветливо поцеловалась с невесткой.