"Петр Краснов. Понять - простить (Литература русской эмиграции)" - читать интересную книгу автора

полей.
"Да, - подумал он. - Велик и талантлив народ, создавший эту красоту!
Какой размах! Мне кажется, нигде нет такого искусного пользования
расстоянием в самом центре города". Остановился... Хотел полюбоваться.
Старался запомнить и унести с собой эту красоту. Унести в монастырь Горнак
среди мокрых скал и хмурых сосен или в милый родной Санкт-Петербург?
"Когда же?"
Трава зеленела сочно на мягких газонах. В желтых цветочках стояли
кусты. Лавры и азалии улыбались в мокрой листве. Широкое Avenue des Champs
Elysees было точно отделано нежным сероватым кружевом голых деревьев.
Вправо, совсем близко, Триумфальная арка была, как бы нарисована гуашью на
сером картоне туч. На зеленых площадках будто спали беломраморные статуи.
Когда посмотрел влево, в глубь Елисейских полей - дух захватило. Ширь и
даль звенели торжественным звоном. Воздух был виден тонкими нитями,
тушевавшими просторы. Луксорский обелиск намечался острой иглой в
сдвинувшихся туманах. Точно написанная на небесном холсте, стояла на площади
Etoile Триумфальная арка. Казалась воздушной.
Красота меркла на глазах у Кускова. Затягивалась кисеей начинавшего
моросить дождя. Еще воздушнее, еще нежнее, точно кисейные платья
сереброкудрых маркиз на фарфоровой прелести картин Ватто или томные песенки
пасторалей восемнадцатого века, казались просторы Парижа.
Кусков вышел на гае Royale. По ней непрерывным гулким потоком мчались
автомобили. Собор Мадлен казался древнегреческим храмом. Крыша опиралась
низким треугольником, украшенным барельефом, на восемь стройных колонн.
Рядом, под маленькими холщовыми навесами, тесными рядами были расставлены
цветы. Среди нежных, белых и розовых азалий алым пламенем горел громадный
тюльпан. Торговки в деревянных сабо поверх башмаков ходили по лужам,
прибирая горшки от налетевшего ветра.
Кусков смотрел вывески, искал "Larue". Наконец под большими золотыми
буквами "Jamet" он увидал вход в кабинеты. Он открыл стеклянную дверь и стал
подниматься по узкой лестнице, устланной мягким ковром. Приятная сухая
теплота охватила его иззябшее в мокром пальто тело.
"Jamet", - думал он. - "Jamet", - не так оно написано. Надо бы написать
"jamais". Тогда яснее бы оно вышло. Никогда бы я сюда не попал, да,
вероятно, никогда сюда и не попаду..." (Jamet - фамилия хозяина магазина.
Jamais - никогда. Игра слов (фр.))


II

В тесном коридоре-прихожей, коленом уходившей вглубь, было полутемно.
Нога тонула в ковре. Полный, круглолицый, бритый лакей во фраке встретил
Кускова. - Monsieur? - спросил он.
- О u est le cabinet reserve par le prince Rostovsky? (Где кабинет,
заказанный князем Ростовским? (фр.)) - сказал, запинаясь, Кусков.
Лакей молча распахнул белую дверь. Пожилая женщина в черном платье и
белом чепце приняла пальто и шляпу Кускова, и он вошел в кабинет. Два
небольших окна с тюлевыми занавесками глядели на площадь Madeleine. Дождь
сыпал крупными длинными каплями, косо упадая на улицы. Такси неслись
непрерывно на boulevard Malesherbes и Des Capucines. Зонтики внизу казались