"Петр Краснов. Понять - простить (Литература русской эмиграции)" - читать интересную книгу автора

каменного монастыря. Там раньше помещались коровы и овцы, теперь в наскоро
отделанных сараях с деревянными нарами жили офицеры и казаки, все вместе,
одной жизнью. У горящей дымной печки снимали сапоги и платье и на колышках
вешали сушить, а сами, полуодетые, сидели вокруг, ожидая ужина. Керосиновая
лампа тускло освещала хмурые, темные, худые лица. Иногда под ее лучи попадет
полуобнаженный, под рваной рубахой, торс, блеснет кожа, желтая, как старая
слоновая кость, покажутся под ней ребра и исчезнут в темноте. Разговор
вспыхивал и угасал, как искры ночного костра.
- Что же, господа, сегодня опять и двух метров не заготовили.
- Ку-у-ды ж!
- Так ведь погода! - сказал кто-то, мягко выговаривая "г" как "х".
- Значит, господа, опять и харчи не оправдались.
- А ты ешь. Не думай.
Несколько минут была тишина. Звякнет ложка об олово тарелки, кто-нибудь
шумно подует. Пресно пахло пареной картошкой, бобами, прелым бельем.
- Опять, господа, бобы.
- Мне на них и смотреть тошно.
В печке дрова вспыхнули. Красными пятнами побежали по голым ногам в
мокрых онучах. Погасли. Темнее стало в сарае. Долгая январская ночь
надвигалась.
Из темного угла чей-то дрожащий, мелодичный тенор начал несмело:

Всколыхнулся, взволновался
Православный тихий Дон,
И послушно отозвался
На призыв Монарха он.

В углу кто-то, как птица, встрепенулся, приподнялся, должно быть, с
жесткого ложа и пристроился вторым голосом. Пошли обе ровно, разрывая тишину
ночи, будя воспоминания:

Дон детей своих сзывает
На кровавый бранный пир,
К туркам в гости снаряжает,
Чтоб добыть России мир...

Со всех концов сарая стали примыкать голоса. Загудели октавой, как
шмели, басы, и старая песня донская потрясала стены монастыря.
- Так ведь было же это, господа! Ужели же мы не дождемся, что будет
снова - и мир, и слава, и честь русская, и честь донская?
- Атаманы-молодцы, послушайте! Не могет того быть, чтобы сгинула
русская земля, чтобы так-таки в тартарары провалилась. Не могет этого
быть...
- Пригодимся и мы. Не век вековать в Пожаревачках, не век горевать в
Горнаке.
- Пережили мы Голое поле, пережили голодный Лемнос, переживем и горький
Горнак!
- И увидим родные станицы... Родной хутор увижу я. Ах, братцы! И жива
ли мамынька моя? Поди, старушка древняя стала, поди, и не признает меня.
Скрыпнут, родимые, ворота у двора белого, въеду я, значит, на коне