"Милош В.Кратохвил. Европа кружилась в вальсе (первый роман) " - читать интересную книгу автора

Отчего не доставить удовольствия широкой публике у нас на родине? Далее,
запросить из Берлина подробнейшую информацию о том, какой путь проделало это
литературное творение от кайзеровского письменного стола до лондонской
редакции. И главное, спросить у канцлера Бюлова совета, как нам действовать
дальше, - это, разумеется, уже шифровкой. Неплохо было бы также знать,
сколько людей у нас за это время подало в отставку или получило отставку.
Далее... далее... не знаю, что еще. Если вам придет в голову что-либо
путное, вот вам моя санкция, только ради бога осторожно! А я тотчас ухожу,
исчезаю, меня не существует, и, само собой, ушел я прежде, чем это попало на
мой стол.

Как все это произошло? Очень просто. Виною всему была безупречная
бюрократия с субординационной дисциплиной сверху донизу.
В один прекрасный день словоохотливый Вильгельм, по своему обыкновению,
дал волю языку в интервью какой-то английской персоне. Увидев свои
высказывания на бумаге, он остался доволен и скрепил их подписью. Но
поскольку монархия давно уже стала "конституционной", подобное политическое
выступление должно быть одобрено несколькими инстанциями, которым надлежит
его парафировать в знак того, что с текстом они ознакомились и согласны с
ним; в данном случае этими инстанциями являлись канцлер, два
статс-секретаря, два посла и один тайный советник. Не имело особого значения
то обстоятельство, что некоторые из этих должностных лиц еще не вернулись с
осенней охоты и из поздних отпусков, существеннее было то, что автором
текста являлся сам кайзер, и уже одно это, наряду с почтением, которое
внушали слова его величества, вселяло уверенность, что канцлер был с текстом
заранее ознакомлен; в результате документ перекочевал в министерство
иностранных дел, где под ним появилась первая подпись, автор которой дерзнул
прочесть лишь пометку "с ведома канцлера", а первая подпись вызвала
самопроизвольную цепную реакцию последующих подписей, так что когда бумага и
в самом деле предстала взору канцлера, она была уже снабжена таким
количеством имен ответственных лиц, что Бюлов счел ее за нечто, давно уже
его канцелярией рассмотренное, и потому, даже не заглянув в текст,
присовокупил к уже имевшимся подписям свою. После этого уже ничто на свете
не могло воспрепятствовать тому, чтобы интервью проследовало в редакцию
английской газеты, для которой оно и было предназначено с самого начала.
Но все эти перипетии безответственной ответственности теперь уже никого
в целом мире не интересовали. Интерес вызвал и продолжал вызывать лишь
текст, который своим оскорбительно-высокомерным тоном разъярил даже самого
флегматичного англичанина. Возмущение и, что еще хуже, издевка звучала,
бренчала, угрожала, хихикала в передовицах, многочисленных статьях и
карикатурах почти всех основных европейских газет от Лондона - через Париж -
до самого Петербурга.
Германский рейхстаг, который вследствие самовольного поступка кайзера
чувствовал себя отстраненным от решения государственных дел, одобрил
резолюцию, где говорилось, что "впредь его величество поставит себе за
правило даже в частных своих заявлениях соблюдать осмотрительность,
необходимую для проведения единой политики и поддержания авторитета короны".
Бюлов же в очередной раз подал в отставку, чувствуя себя обманутым.
Вильгельм II, в свою очередь, был убежден, что это канцлер нанес ему обиду,
но отставки он не примет - как он может пойти на это, ведь тогда все нападки