"Милош В.Кратохвил. Европа в окопах (второй роман) " - читать интересную книгу автора

на фронте отнюдь не то же самое, что "ничего" в тылу; но нечастая канонада,
никогда не набиравшая силы, чтобы перерасти в артподготовку, и столь же
незначительные перестрелки, лишь изредка сопровождаемые треском пулемета,
главным образом делили день на неравномерные отрезки, ибо начинались они
совершенно регулярно и столь же регулярно прекращались, точно будильник,
заведенный на определенное время.
Для связистов такое смертоносное интермеццо было равнозначно приказу
отправиться соснуть в блиндаж, где они и так проводили большую часть дня,
пока в этих норах было чем дышать. Их обязанности начинались лишь с приходом
тьмы, когда они вылезали из окопов, чтобы проверить сохранность проводов,
ведущих к батареям, к выдвинутым вперед наблюдательным пунктам и штабным
блиндажам, и в случае необходимости исправить повреждение, которое чаще
всего было вызвано разрывом снаряда. Работа легкая, на свежем ночном воздухе
и без особого риска, пока с противоположной стороны ваш участок не начинал
лизать синеватый язык прожектора; но даже если это случалось, стоило
неподвижно прижаться к земле, спрятав голову за какой-нибудь холмик, и
переждать, пока луч, обшаривающий местность, не переместится дальше.
И как ни странно, именно в спокойные часы дневного отдыха Веселый Дон
заметил, что юмор постепенно его покидает. Он чувствовал себя в какой-то
мере обманутым, будто у него отняли лавры, которые солдат может добыть на
войне не иначе как отважными подвигами, будто лишили его ореола героя, а
ведь за этим он сюда и приехал. Потом он опомнился и, наоборот, крепко
выругал себя: да ему же каждый позавидует - пережить войну таким безопасным
образом! Кто может в чем-нибудь его упрекнуть? В армию он вступил
добровольно, пошел на фронт, где его вполне могло ожидать все, чего ему
счастливо удалось избежать. А об этом "везении" позаботилась судьба,
случайность, сам он здесь решительно ни при чем.
Такие мысли приходили в голову Гарвея большей частью в солдатском
трактире, когда полк сменяли и посылали "на отдых". Однако отдых
китченеровцев сводился к бесконечным и однообразным казарменным учениям,
превращавшим их прежнюю окопную службу в почти вожделенный оазис безделья.
Единственным светлым пятном здесь, наряду со свободными вечерами, был тот
самый трактир, где, впрочем, солдата - а тем более бывшего официанта! -
одолевали совершенно невоенные и довольно-таки меланхолические мысли.
И только на седьмой неделе фронтовой жизни Гарвея произошло событие,
превратившее его в настоящего героя. К такому заключению он пришел сам после
придирчивого анализа, взвешивания и окончательной оценки.
Затем это событие было квалифицировано его товарищами как самая большая
удача, о которой только может мечтать солдат. Речь шла о ранении,
обеспечившем пострадавшему без серьезного ущерба для здоровья госпиталь и
транспортировку в Англию.
Кроме того, различные обстоятельства позаботились - для будущего
успокоения совести Гарвея - о надлежащей драматической "рамке" происшествия.
За несколько дней до того артиллерийская пальба неприятельских батарей
приблизилась чуть ли не к самой границе участка, где служил Гарвей. На сей
раз это действительно была убедительная иллюстрация к представлениям
Дональда о войне, отдававшаяся гулом в барабанных перепонках, бившая по
нервам и заставлявшая колебаться почву под ногами. Достаточно было часа,
минуты, секунды, чтобы шквал артиллерийского навесного огня продвинулся на
километр дальше, накрыв блиндаж связистов. Сами они не делали, да и не могли