"Милош В.Кратохвил. Европа в окопах (второй роман) " - читать интересную книгу автора

понимай: "наши" - начали с основательной артиллерийской подготовки... она
длилась восемь часов... потом мы выскочили из окопов и пошли в штыковую
атаку. Но когда добрались до передовой линии вражеских окопов, они оказались
пустыми. Тогда нас снова подняли, и мы побежали дальше. Однако...
Однако те, напротив, именно этого и ожидали, и не успели мы
приблизиться ко второй линии окопов, как нам устроили сущий ад. Думаю,
больше половины участников атаки в эту минуту уже кормят червей, кое-кто
успел сигануть назад, остаток попрятался в ямах и укрытиях, кому как
удалось, я, например, сижу в этой воронке, где меня уже ожидал мой товарищ
по несчастью.
С той поры я и застрял тут и теперь удивляюсь, с какой, собственно,
стати я так расстраивался. Больше я не порчу себе нервы, а коллега отдал мне
весь остаток бутылки. Посиживаю под плоской крышей разящих траекторий, и
если переживу, то наверняка отправлюсь direktion zuruk,[23] на исходные
позиции. Ведь мы ведем так называемую окопную войну.
А знаешь, я только теперь начинаю сознавать, что в этом дневнике в
письмах до сих пор ни разу не сказал, где, собственно, воюю за отечество и
императора? Это наверняка порадовало бы нашего военного цензора, но мое
умолчание имеет некую, как мне кажется, более естественную причину: словно
бы я говорю и от имени солдат с остальных фронтов. (Только это хвастливое
предположение я могу отнести за счет выпитой старки, а в остальном голова у
меня сейчас работает так же хорошо, как несущийся на всех парах локомотив.)
Пока не встану и не высуну голову над краем воронки, я тут в полной
безопасности, которой кое-кто мог бы и позавидовать. Совершенно
неправдоподобно, чтобы какой-нибудь снаряд упал на то же самое место, что и
его высоко эффективный предшественник, точно так же теоретически едва ли
можно ожидать чего-нибудь сверху: минометами при отсечном огне не
пользуются, а авиаторы уже потрудились заранее.
Так что все последующее - дело терпения (и старки).
Кажется, несколько раз уже было упомянуто, что я тут не один. Мой сосед
очень непритязателен, за все время моего пребывания в воронке он никак не
ограничивал свободу моих действий. Он принципиально не открывает рта,
поскольку ему недостает нижней челюсти и куска шеи. Тем не менее он высоко
держит голову, так как она вклинилась в щель одного из скатов воронки. Это,
с его стороны, оплошность - вернее, была оплошность, ибо теперь он не
спускает с меня глаз. Вспомни некоторые картины в галереях, когда
экскурсовод обращает наше внимание: посмотрите, как изображенный на портрете
человек провожает вас взглядом, куда бы вы ни встали. Ну вот, мой визави
делает точно так же. Когда я больше уже не мог этого выносить, я снял свою
каску и глубоко нахлобучил ему на голову, по самую переносицу. И он оставил
меня в покое. Я даже не мог установить, к какому роду войск он
принадлежал, - вся его одежда до самых петлиц облеплена грязью. Для меня это
был просто солдат. Какой-то солдат. Ему уже все равно. Остальным тоже. И
мне.
И все-таки я доволен, что он рядом. Этакое странное желание - разделять
участь и чувства с кем угодно, лишь бы это существо хоть в какой-то мере
сохраняло человеческий облик.
Разумеется, несмотря на старку, теперь уже, впрочем, выпитую, я сознаю,
что пишу-то я тебе, Дядя, дорогой мой Вацлав, человек с другого света, где я
еще не был втянут во все это свинство, но - не знаю, как тебе объяснить, - я