"Вадим Крейд. Георгий Иванов ("Жизнь замечательных людей") " - читать интересную книгу автора

Чувствовалось, что пришли они в неурочный час. Блок держался радушным
хозяином, хотя было очевидно, что их внезапный визит что-то нарушил. Георгий
Иванов "это очень ощущал и испытывал острую неловкость"... Чулков вышел в
переднюю позвонить по телефону и громко разговаривал. Блок молчал, потом
дружелюбно взглянул в глаза сидевшему напротив юноше и сказал: "Вы такой
молодой. Сколько вам лет?"- "Шестнадцать", - ответил Георгий Иванов и
покраснел, стыдясь своего возраста. "Зайдите ко мне как-нибудь через
несколько дней. Сначала позвоните".
Он вспомнил о своих подкосившихся от волнения ногах, только спускаясь
по лестнице, по которой час-полтора назад поднимался как во сне. В руке он
сжимал подаренную Блоком книгу "Стихи о Прекрасной Даме" с надписью четким
почерком: "На память о разговоре".
Их беседы походили скорее на монолог. Георгия Иванова приятно удивляло,
как Блок говорил с ним "как с давно знакомым, как со взрослым, и точно
продолжая прерванный разговор". Слушая Александра Александровича, он забывал
о своем волнении, которое еще недавно, когда первый раз ехал сюда с
Чулковым, ни на мгновение не покидало его и путало мысли. Теперь он мог
спокойно оглядеться в этом просто обставленном, в каждой детали аккуратном
кабинете. Выходили на балкон, оттуда виден был Каменноостровский проспект,
где в скором времени Георгию Иванову предстояло прожить несколько лет. С
балкона открывался вид на дом князя Горчакова, на окружавший его сад, а
дальше виден был другой сад - Александровско го лицея.
Не так-то много известно об их встречах, но кое-что можно представить
себе по одной из них. Днем 18 ноября 1911 года Георгий Иванов пришел к
Блоку. Когда вошел, почувствовал, что от самой личности Блока, не только от
его стихов, исходит какая-то магия. Возможно, так казалось не одному только
Георгию Иванову, ведь Блок был кумиром целого поколения. Современники
называли "магом" Брюсова; но то было совсем другое - книжное, и не
обходилось без позы. У Блока все было иначе, естественнее. За его
немногословными признаниями чувствовалась судьба большого человека, никогда
не желавшего подчеркнуть свою избранность. А избранность была. Поэт первой
русской эмиграции, печатавшийся под псевдонимом Аргус, вспоминал: "Я бежал
из России с томиком Блока. Ничего почти не успел захватить с собой, кроме
тоненькой книжечки стихов..." Вскоре Аргус поселился в США и, сравнивая свои
американские впечатления с российской дореволюционной жизнью, писал: "Мне
кажется, в мире нет другого такого народа, для которого поэзия была бы так
важна, как для нас. Мы дышали поэзией и, по-видимому, продолжаем дышать...
Например, мои американские однолетки поэзии не любили и на меня смотрели как
на сумасшедшего".
О встрече с Георгием Ивановым 18 ноября 1911 года имеется запись в
блоковском дневнике: "...я уже мог сказать ему... о Платоне, о стихотворении
Тютчева, о надежде так, что он ушел другой, чем пришел". Примечательно слово
"уже", оно свидетельствует о неоднократности подобных бесед. Блок
разговаривал на равных с "желторотым подростком", как назвал себя Георгий
Иванов, вспоминая впоследствии эти встречи и разговоры. Почему - о Платоне?
Старшеклассники классических гимназий в те далекие дни читали небольшие
отрывки из Платона в подлиннике. Но ученик кадетского корпуса, с завистью
глядевший на ровесников в гимназической форме, о Платоне имел смутные
представления. Да и в поэзии, которой он был самозабвенно увлечен, больше
всего его интересовала тогда техника стиха. Блок словно не обращал внимания