"Вадим Крейд. Георгий Иванов ("Жизнь замечательных людей") " - читать интересную книгу автораподвернувшийся образец, построены на аллюзиях. Романтические "закатные
дали", где пламенеют "неземные откровения", - перекличка с блоковскими "Стихами о Прекрасной Даме", а пронзенная копьями душа, к тому же с книжным эпитетом "отверстая" - нечто мимоходом почерпнутое на уроках Закона Божия. В "Гаудеамус" он присылал сразу помногу стихов. В журнале, понятно, появлялись не все. Теперь Жорж пришел осведомиться о судьбе недавно им присланных стихотворений. Открыл книгу, начал читать, но мыслями унесся к тем своим стихам, в которых теперь находил что-то общее со старшими современниками. Он думал о своем недавно опубликованном поэтическом воспоминании о жизни в Студенках. Элегия написалась, когда он читал "Тихие песни" Иннокентия Анненского, вышедшие под псевдонимом Ник. T-о. Теперь, после смерти Анненского, эта анаграмма уже не представляла загадки. Загадочно звучало в "Тихих песнях" стихотворение "Там". В полночном зале, слабо освещенном лампадами, в одиночестве ужинает человек, и тени от предметов кажутся ему тенями былых обитателей этого дома: Ровно в полночь гонг унылый Свел их тени в черной зале, Где белел Эрот бескрылый Меж искусственных азалий. Под впечатлением от этого стихотворения Георгий Иванов написал свое воспоминание о Студенках, об анфиладах опустевших комнат, о родовых портретах в старой галерее. Герой элегии входит светлой ночью в зал помещичьего дома. Смутно вырисовываются лики, помнящие ("никому поведать не б был их говор мне понятен!" Но это все мечты, а мечта - "бесплодный труд Сизифа". Ночь светла и небо в ярких звездах. Я совсем один в пустынном зале; В нем пропитан и отравлен воздух Ароматом вянущих азалий. ("Элегия", 1911) Вступив в Цех поэтов, Георгий Иванов не раз слышал, как Гумилев говорил, что хороший поэт прежде всего хороший читатель. Жорж понял это самостоятельно, еще до Цеха. Ученичество Иванова с наглядностью видно при сравнении следующих строф: Ее ничем не превозмочь... И пробегают дни за днями; За ночью в очи плещет ночь Своими смертными тенями. И другая строфа: Моей тоски не превозмочь, Не одолеть мечты упорной; |
|
|