"Эрнст Кренкель. RAEM - мои позывные " - читать интересную книгу автора

то дифтеритом. Сестра этой болезнью не болела. После семейного совета ей
вместе с отцом пришлось переселиться в паршивенькие меблирашки "Волга".
Сестра ревмя ревела - моя болезнь совпала с рождественскими школьными
каникулами. Срывались и гости, и подруги, и ёлка.
За мной ухаживала мама. Когда мама и кухарка уходили из дома, я,
раздетый, босиком шёл в комнату, где стояла ёлка, чтобы рассмотреть ёлочные
украшения и подарки, присланные тётками из Юрьева.
Ясно, что вставать и бродить по комнатам мне строго запрещалось. С
трудом, опираясь о стены, шатаясь от слабости, я добирался обратно до
кровати. Приходила мама, и у меня хватило хитрости просить её подробно
рассказать о подарках, которых я якобы не видал.
Когда я выздоровел, приехали какие - то страшные дяденьки в белых
халатах с особым ведром. Они заклеили окна и двери бумажными полосками и
что - то жгли в этом ведре. Во всей квартире долго стоял противный резкий
запах.
Зимой по воскресеньям отправлялись в Сокольники кататься на лыжах.
Готовили и упаковывали бутерброды. Тепло одетые, мы на шестом номере трамвая
подкатывали прямо к Сокольническому кругу.
Под залог верхней одежды получали лыжи и отправлялись в глубь
Сокольников - к Богородску, к лабиринту, к Чёртову кругу.
Вдоволь набегавшись на лыжах и съев промёрзшие бутерброды, от которых в
зубах ломило, мы в сумерки возвращались домой. Нас уже ждали с обедом.
Несмотря на усталость, после обеда громоздились на трамвай №31 и ехали на
Арбатскую площадь в кинотеатр "Художественный". В нём фильмы шли первым
экраном.
Отец был очень весёлым человеком, любил пошутить и частенько
подтрунивал над нами. Однажды, я уж не помню, что он сказал, но шутка мне не
понравилась, и я замахнулся на отца...
Ай, что тут было! Отец меня ни разу в жизни не порол, это было делом
моей мамаши. С особенным рвением принялась она тут же за экзекуцию. Я,
вероятно, орал так, что слышно было на улице. Напрасно было цепляться ногами
за стулья, столы и косяки дверей. Меня нещадно выпороли. Родительская власть
утверждала себя на моих ягодицах.
Потом я униженно просил прощения и, всхлипывая, должен был ещё
выслушать страшное нравоучение о том, что у тех, кто поднимал руку на
родителей, после смерти из могилы вырастает рука. И не поймёшь, что
неприятней - порка или такие мрачные перспективы.
Мать давала уроки немецкого языка в богатых домах. Я часто провожал её
до трамвайной остановки на углу Покровки Садовой и вместе с ней дожидался
трамвая. Наступала минута горькой разлуки. Мать уже на площадке, смотрит на
меня и ласково прощается, а я плачу:
- Мама, мне скучно без тебя, не уезжай!
Мама, конечно, огорчалась, а я, захлёбываясь слезами, пытался догнать
трамвай. Наконец, видя тщетность этой попытки, я останавливался и уныло брёл
домой. Да, плохо, когда уезжает мама...
Однажды, услышав разговор родителей о трудностях жизни и искренно желая
помочь им, я предложил: буду рисовать картинки и продавать их на углу. Для
осуществления этого плана мне выдали гривенник на акварельные краски и
кисточки. Была перепорчена вся бумага в доме, но повысить уровень нашего
благосостояния не удалось.