"Эрнст Кренкель. RAEM - мои позывные " - читать интересную книгу автора

парень. Латыш по национальности, он служил в латышских частях, так много
сделавших для революции. Был демобилизирован в связи с открытой формой
туберкулёза.
Каким - то образом мой зятёк узнал, что требуются сопровождающие для
поездов, которые расходились по разным городам нашей страны с посылками
пресловутой американской ассоциации помощи голодающим - "АРА".
Мой зятёк привёл меня на Большую Никитскую в дом, где сейчас находится
турецкое посольство. Оба мы были в явно ободранном состоянии и, вероятно, не
вызывали своим видом большого доверия. С нами беседовал какой - то
американец, словно сошедший с картинки. В спортивном костюме, брюки гольф.
Выбритый, чистый, надушенный. А мы, обветавшие, выглядели рядом с ним людьми
другого мира. Контакта не получилось. В сопровождающие продовольственных
поездов нас не взяли, и мы пошли в мешочники.
Надо заметить, что в те годы мешочники были, чуть ли не сословием. Не
могу сказать, что они составляли лучшую часть человечества, но
обстоятельства сложились так, что к этой части примкнули и мы с мужем моей
страны. С ним - то я и отправился в вояж по хлебным местам России.
Дома собрали всё, что только можно было обменять. Какие - то початые
катушки ниток. Какой - то огрызок мыла. Какие - то старые пиджаки. Более или
менее нерастрёпанные полотенца. В общем, вполне нищенский скарб, с которым
мы и поехали.
Существовали тогда поезда, называвшиеся почему - то "Максим". Огромный
состав товарных вагонов. Внутри вагона - никаких досок, никаких лавок,
ничего. Набивалась туда самая разношёрстная публика. Поезд шёл без
расписания. И куда он полз, тоже не было точно известно. Так, более или
менее соображали, в каком направлении, и всё. Мы с мужем моей сестры тоже
понимали, что движемся куда - то на восток.
Когда наш "Максим" отъехал от Москвы, на станциях стали появляться
продукты, о которых мы забыли не только каковы они на вкус, но и как
выглядят. Это было сырое молоко, топлёное молоко и огурцы. Я напился вдоволь
молока, нажрался огурцов. Последствия оказались самыми неприятными.
С большим трудом я дожидался остановки полезда. Едва раздавался скрип
тормозов и знакомый толчок, первой заботой было выскочить из вагона и
стремительно забраться под
этот же вагон.
Однажды поезд остановился перед светофором на высокой песчаной насыпи.
Я нырнул под вагон. Но паровоз тут же свистнул, и состав тронулся.
Перепуганный, я едва выскочил из - под колёс. Ноги скользили, уходили вместе
с песком. Сердобольные люди протягивали руки, но ухватиться за них было
трудно: во - первых, достаточно высоко, во - вторых, я мог протянуть только
одну руку, так как другой поддерживал уже расстёгнутые штаны. Но с одной
рукой ничего не выходило, а поезд начал набирать ход. Тогда, плюнув на стыд,
я протянул обе руки. Штаны мгновенно свалились, но меня втащили в вагон, где
я довольно долго был мишенью для острот, не достовлявших почему - то мне
особого удовольствия.
На остановках наш поезд стоял обычно далеко от станции, на подъездных
путях, и ожидал возможности проскочить дальше. Ехали в нём какие - то
бабушки, торопившиеся неизвестно куда и неизвестно зачем. Но в основном они
тоже были мешочницы.
И старые и молодые, просыпаясь ночью, спрашивали: