"Александр Алексеевич Крестинский. Довоенные мои игры " - читать интересную книгу автора

было.
...Украдкой я разглядываю Кроню. Впервые на моих глазах он занят не
уроками. В застиранном сером свитерке домашней вязки с едва заметным
чернильным пятном на рукаве Кроня низко склонился над столом. Перед ним -
горка золотистой соломы. Кроня плетет игрушечную корзинку. Длинные его
пальцы с узкими ногтями двигаются быстро и ловко. Кронино лицо в дымчатой
тени абажура кажется шире, чем на самом деле. Вообще-то, лицо у него узкое
и длинное, нос тонкий, с характерной горбинкой и высоким вырезом ноздрей.
Мягкие сивые волосы падают на лоб небрежной прядью.
Готово. Кроня щелчком отодвигает корзинку в сторону. Прищурясь,
разглядывает. Хрустит пальцами...
Я знаю нескольких мальчиков такого возраста, как Кроня. Но только он
один вызывает у меня чувство таинственного и неугасимого интереса, желание
как можно чаще видеть его и непрестанно размышлять о нем.
Быть может, все началось с имени? Кроня, Кронид...
Быть может. Имя редкое, странное.
Одно время я так упорно думал о Кроне, что, идя по улице, угадывал
его в спешащих навстречу прохожих и ждал, замирая: вот-вот он и в самом
деле появится из-за угла, и что же мне тогда - здороваться первым или нет?
И если он со мной заговорит - что отвечать ему? Как? Улыбаться или
сохранять серьезность?..
Я мечтал, чтоб он со мной заговорил. Тогда бы само собой
обнаружилось, что я умею читать и знаю многие книги, которые читают
большие мальчики... Но Кроня не заговаривал со мной.
Иногда мы приходили к Марии Михайловне днем, когда Кроня был в школе.
Я переживал тогда противоречивые чувства: с одной стороны, я жалел, что не
вижу Крони, с другой - радовался своей свободе, нескованности, которые
сразу покидали меня в его присутствии. Мое воображаемое общение с Кроней
здесь, в его комнате, рядом с его мамой и его вещами, было гораздо сильней
и важней реального.
Я любил эти дневные посещения их дома и особенно - в зимние солнечные
дни. Мария Михайловна встречала нас необычайно красивая, белозубой своей
улыбкой и неповторимым, гортанным вибрирующим голосом повторяла: "Ну
давайте-ка, давайте-ка развернем этот куль..."
Ловкий веник гулял по моим валенкам, стряхивая снег. Я вбегал в
Кронину комнату смело, не опасаясь, что застану его там. В круглой печке,
крытой серебристой краской, трещали дрова. Полосатый красно-черный половик
тянулся от двери до окна, и я садился на этот половик поближе к печке, и
тонкие руки Марии Михайловны протягивали мне тяжелую кипу журналов "Вокруг
света". Это были Кронины журналы. Я листал их, разглядывал картинки и
многие рассказы успел прочесть, а Кроня и не подозревал об этом!
Я играл его оловянными солдатиками, которые, по-моему, вообще были
заброшены и валялись без дела, а я всякий раз оставлял их выстроенными в
боевой порядок и шепотом приказывал командиру отдать Кроне честь, как
только тот придет из школы.
Днем дверь в соседнюю комнату была открыта, и, отрываясь от игры, я
видел столик со швейной машиной, коричневый манекен с высокой грудью,
яркие тряпки... Я не прислушивался к разговорам мамы и Марии Михайловны.
Они, эти разговоры, существовали в окружавшем меня пространстве как
легкое, неясное бормотанье, похожее на мирное жужжание пчел в густой