"Борис Кригер. Кружение над бездной" - читать интересную книгу автора

бесы. Бесы достигли сейчас больших результатов, внушив людям, что их нет. А
логика сатаны такова: если нет дьявола, то нет и Бога. Если мы считаем, что
дьявол аллегория, метафора, не личность, мы тем самым обезоруживаем себя
перед силами зла. Духовная природа не терпит пустоты: если в сердце у нас
нет Бога, то его занимает дьявол. Это и есть причина одержимости в наше
время. Если ум человеческий бродит по всему свету и все что ни попадя
пропускает через свое сердце, он из своего сердца устраивает проходной двор.
И со всем сором, допущенным в сердце, туда входят и бесы. Если ты принял
помысел бесовский - ты принял беса самого. Вот таким образом они входят в
нас, в человеческое сердце, если мы не бодрствуем духовно, не призываем имя
Божье, если ум не занят размышлениями о духовном, не занят Господом. Именно
бесы различными ухищрениями побуждают нас взять нож и кого-нибудь ни с того
ни с сего зарезать. Именно они, лукавые, поселяют в нашем сердце страсти и
нескромные мысли. И действительно, стоило Герберту проникнуться этой
концепцией, он стал повсеместно находить ей убедительнейшие доказательства.
То бесы заставляли его прочитывать церковнославянское слово "зело" как
"зло", то подменяли букву в его газете, и вместо "Христа" выходило
"Триста"...

Наконец, устав, как натруженная монашка, жить в постоянном опасении, не
бес ли в данный момент толкает его под руку, Герберт внезапно осознал, что
все-таки бесы не имеют никакого значения. Ведь чего не попускает Бог, тому и
не суждено свершиться. Таким образом, собеседник-то у нас один, и нечего на
бесов внимание обращать. А то если сильно увлечься, можно закружиться с
бесами над бездной, а про Бога напрочь позабыть.

Поняв, что кроме Бога нет у него никого, что Он все дал и все может
взять обратно ежечасно, что он имеет всецелую власть не только над настоящим
и будущим, но даже над прошлым человека, Герберт принялся обращаться к
Всевышнему постоянно. Твердил Иисусову молитву сотни раз: "Господи, Иисусе
Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного". И пока истово молился, вроде бы
помогало, поселялся какой-никакой мир в душе, но стоило оставить молитву,
как краски бытия снова сгущались и темнели. А главное, Герберт не был
счастлив, и именно это озадачивало его более всего, ведь по мере приближения
к свету должно становиться хотя бы теплее, если не светлее...

Далее он открыл в себе гордыню, да такую непомерную, что ее наличием
можно было объяснить все неурядицы его прошлой, настоящей и будущей жизни.
Борьба с гордыней протекала трудно, и, надо сказать, Герберт так от нее и не
избавился, хотя позволял всем и каждому попирать себя и даже пытался
выглядеть при этом благодушным.

- Простите мне мою гордыню... - твердил он, но ему справедливо не
верили, ведь для короны нет большего урона, чем обнаружить собственное
отсутствие!

Осознав наконец, что гордыня скорее поцелует его в холодные губы, чем
оставит в покое при жизни, он вошел в относительное равновесие между грехом
и праведностью, что, видимо, и требуется любому верующему человеку. А стал
он пронзительно верующим человеком. И вера его была настолько осознанна и