"Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. Над милым порогом" - читать интересную книгу автора

оклад приличный, не в пример пенсии, а вы уж позвольте нам приглядеться к
горбатому, снять рабочие чертежи. Глядишь, создадим устройство не хуже.
Когда надо было, и не такое делали.
Дмитрий Степанович задумался. Честно говоря, ему уже начинала надоедать
пенсионная жизнь, он понимал, что дальше слаще не будет. Не быть ему уже
трижды героем, и единожды не быть, а вот лауреатом глядишь да и станет,
хотя, конечно, если подумать, нет в этом личной заслуги Дмитрия Степановича,
а только счастливое стечение обстоятельств. Но разве в том мудрость, чтобы
обстоятельствами не пользоваться?
Подумал Мостовой, взвесил все и согласился.
Жалеть о решении не пришлось. Горбатого загнали в просторный бокс на
яму, выложенную кафелем, словно это и не яма вовсе, а ванная в
интуристовской гостинице. Прямо из бокса дверь вела в лабораторию. Там в
несколько этажей стояли приборы, совершенно непонятные Мостовому, а также
письменные столы, и компьютер с дисплеями, и еще такая хитрая штука, на
которой можно чертить световым лучом. Когда на этой штуке никто не работал,
Дмитрий Степанович, чтобы не выглядеть бездельником при современной технике,
рисовал лучом разные картинки, которые быстро стирал, если кто-нибудь к нему
приближался.
В лаборатории поселились два самоуверенных молодых человека в джинсах и
лаборантка по имени Ниночка. Представления Дмитрия Степановича о научной
работе сложились под влиянием кинематографа. В лабораториях время от времени
что-то вспыхивает и взрывается, а в остальное время ученые пьют чай и горячо
спорят. Ничего подобного не происходило. Мальчики в джинсах целый день
что-то считали, измеряли и чертили, ни о чем не спорили, а чай,
приготовленный Ниночкой, пили быстро и молча, не отрываясь от работы.
Мостовому это нравилось.
Ему нравился и слесарь Николай Никитич, который хозяйничал в боксе.
Поначалу он был грубоват с Мостовым, полагая его начальством, которое в деле
не понимает, а командует. Однако, уяснив, что Дмитрий Степанович командовать
не собирается, а в случае чего не брезгует испачкать руки машинным маслом,
стал называть его Степанычем.
Еще одним членом коллектива была тетя Шура; впрочем, она числилась по
другому ведомству. Тетя Шура сидела с вязаньем за маленьким столиком у
дверей и требовала у всех приходящих, даже у Дмитрия Степановича, даже у
бритоголового, предъявить пропуск с особой отметкой. Она звалась бойцом
вооруженной охраны, из-под ее шерстяной кофты выглядывала темно-коричневая
кобура. Что было в кобуре, того Дмитрий Степанович не знал, но знал
доподлинно, что раз в квартал тетя Шура ходит на учебные стрельбы и поражает
мишени на оценку "отлично". Все в институте понимали, что альтернативное
топливо может быть использовано в разных целях, поэтому к миссии тети Шуры
относились с уважением. Если случалось по какому-то поводу съесть в
лаборатории торт, то с тетей Шурой обязательно делились, приносили ей
угощение на столик, потому что бойцу с поста отлучаться не положено.
Дмитрия Степановича поставили старшим научным сотрудником, провели по
конкурсу, выделили библиотечный день. По средам он честно сидел в
библиотеке, пытаясь разобраться в терминах, которыми запросто сыпали не
только джинсовые сотрудники, но и слесарь Николай Никитич. Вскоре, однако,
Дмитрий Степанович осознал, что библиотечный день можно рассматривать как
дополнительный выходной, и стал распоряжаться им по своему усмотрению. Но в