"Н.Криштоп. Полный чилаут ("Club Story") " - читать интересную книгу автора

виски, и во рту держался непонятно откуда взявшийся привкус кислого молока.
"Включай стробоскоп..." - вспомнил я. Хм, самое время... Хотя в это
солнышко я бы с радостью вморозился. Захотелось увидеть Риту. Может, сегодня
она опять будет в клубе?

Кресты, ржавые звезды, уродливые венки, кособокие оградки, фотоовалы с
тусклыми ликами умерших... Видимая часть города мертвых. Убогий декор
православно-совкового ритуального минимализма. Интересно, что происходит
там, на глубине, в спальных районах этого мертвополиса? Что-то да
происходит. Не может не происходить, уверен. Есть свои улицы и скверы,
присутственные места и злачные заведения, лепрозорий, свой морг и кладбище,
наконец. Многоуровневая смерть. Я медленно ступал по сырой листве, и боль в
висках постепенно стихала. Все становилось на свои места. Только здесь запах
цветов так опасно бодрящий. Только здесь, рядом с разделительной линией
жизни и смерти, так остро чувствуешь бегущую по твоим жилам теплую кровь,
ощущаешь нутром этот тонкий зазор глубиной с бездонную пропасть между светом
и бесконечной ночью. Постоишь на его краю, и уцененная жизнь вновь
поднимается в цене. Пока ты жив, парень, ты победитель. Остальное не имеет
значения. Я прошел по аллее Маринеско. Посидел у могилы подводника, рядом с
той самой истлевшей рукой, которая полвека назад пустила на дно пятнадцать
тысяч птенцов Геринга с их чудо-корытом. Затем по узкой тропке вышел к
памятнику Цоя. Две совсем юные фанатки в "коже" прибирали могилу кумира. Под
чеканным барельефом Вити лежали белые гвоздики. Гордый профиль,
стремительный подбородок. В каждой черте избранность, стойкость духа. Один
из немногих, кто, находясь по ту сторону, остается победителем. Эх, Витя,
Витя...
Небо медленно, но верно затягивало тучами. Солнце, будто напоследок
поиграв в лето, превращалось в привычный, осенний диск - мертвенно-бледный,
холодного свечения. Подул ветер. На голых ветвях тополей воронье затеяло
перекличку. Я поднял ворот плаща, закурил и двинулся по тропинке на выход.
Богословское - старое кладбище, перенаселенное до упора, и свежих могил
здесь почти не встречается. Может, поэтому взгляд сам зацепился за рыжий
холмик земли чуть правее южной аллеи. Я посмотрел мимоходом, уже было
отвернулся и снова посмотрел. Цветы, венки, застекленный портрет в
изголовье, унизанный хризантемами. Остановился, пошел ближе. Сквозь отсветы
стекла показалась смешная челка, знакомый изгиб губ... теплые глаза... Ноги
замерли, сигарета скользнула меж пальцев, горло сдавило... Нет, это,
конечно, не она - невозможно: дата смерти - 17-го, мы виделись - 20-го... И
потом, имя... Совсем другое имя... Но лицо... Нет, не может быть она... не
может...
Рита-не-Рита смотрела на меня и призрачно улыбалась. За спиной фыркнула
крыльями невидимая птица. Я испуганно оглянулся.


* * *

В тот вечер она так и не появилась в клубе. Не оказалось Риты и неделю
спустя. В надежде отыскать девушку я приходил каждые выходные.
Безрезультатно. В течение месяца я обколесил чуть ли не все ночники в
городе: центральные и захолустные, солидные и напоминающие подпольные