"Милли Крисуэлл. Беда с этой Мэри " - читать интересную книгу автора

- Я привел своего сына попробовать пиццу. Мэт ее просто обожает. Он
настоящий фанат пиццы.
Мальчик улыбнулся, показав два кривоватых передних зуба, и Мэри тотчас
же почувствовала к нему симпатию. Пусть ей не нравится его отец, это совсем
не значит, что она проявит грубость к ребенку. В конце концов, кому, как не
ей, было знать, что родственников не выбирают?
Она ответила улыбкой на улыбку мальчика.
- Привет, Мэт. Добро пожаловать в наш ресторан. Значит, ты большой
любитель пиццы, да? И какую же ты предпочитаешь? Я попрошу нашего шеф-повара
сделать пиццу специально для тебя.
- Bay! - Ребенок чуть не взлетел со стула к потолку, как воздушный
шарик. - Ты слышал, папа? А можно мне такую пиццу, чтобы в ней было все?
Кроме грибов, Я ненавижу грибы. И...
Дэн доброжелательно улыбнулся сыну, и Мэри почувствовала, как на сердце
у нее потеплело, но она приписала это теплое чувство недавно съеденной
сосиске с перцем, не желая верить в то, что оно могло быть вызвано чем-то
иным.
"Я не позволю себе увлечься этим человеком. Не позволю!"
Пока Мэри слушала, как мальчик перечисляет все то, что он хотел бы
видеть в своей пицце, она из-под полуопущенных ресниц изучала лицо его отца.
Дэниел Галлахер был тем, что Энни называла "горячим и лакомым кусочком"
и "ходячим оргазмом".
Черт бы его побрал! Эти зеленые глаза искрились и сверкали, пока он
слушал панегирики своего сына в адрес пиццы. Эти длинные и густые ресницы!
Его улыбка! О! Слишком привлекательная и волнующая, когда он поднял голову,
посмотрел на нее и сказал:
- Я хочу попробовать ваше особое блюдо - баклажаны с пармезаном - и
попрошу стакан кьянти.
Голос у него был низкий, звучный, с выразительными интонациями, и в то
же время мягкий, как атлас, ласкающий обнаженную кожу, как горячая сливочная
помадка, изливающаяся на мороженое, как кофе со взбитыми сливками, дразнящий
и ласкающий ваш язык...
Почему она не испытывала ни искры возбуждения, когда Лу целовал ее
несколько дней назад? Нельзя сказать, что его поцелуй был ей неприятен. Это
было даже очень мило - что правда, то правда. Но только его поцелуй не сбил
ее с ног. По ее телу не пробежала судорога. Его поцелуй не обжег ее, не
заставил ее трепетать. Он не вызвал в ней никакого отклика. Ну решительно
никакого! И уж конечно, в нем не было ничего волнующего, а тем более
потрясающего.
Разглядывая рот Дэниела Галлахера, Мэри почему-то была уверена, что
поцелуй этого репортера был бы более чем приятным.
И несмотря на твердую решимость не поддаваться своим чувствам и
фантазиям, она ощущала, что с ее телом творится что-то неладное. Черт
возьми! Да что же это с ней происходит? Как она могла испытывать какие-то
чувства к человеку, смешавшему с грязью ее ресторан? К человеку, облившему
презрением все, ради чего она столько трудилась? Человеку, который попытался
лишить ее средств к существованию? Не говоря уже о том, что вкусовые
рецепторы этого человека, по-видимому, были парализованы, раз не ощущали
вкуса.
Мэри не могла ничего испытывать к нему! Она не поддастся обольщению!