"Феликс Кривин. Притчи о жизни (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу автора

Возчик потрогал меня кнутовищем. Я лежал под передним колесом. Сам не
знаю, как я ухитрился попасть под переднее колесо. Видно, такова уж
судьба: одних она укладывает под задние, а других под передние колеса.
Возчик стеганул лошадь, она съехала с меня передним колесом и въехала
задним. Два колеса судьбы - это много для одного мальчика.
Тут уже на телеге все пришли в движение: стали меня искать и находить
под телегой. И при этом хватали за руки возчика, который пытался погонять
лошадь:
- Остановитесь! Вы же его переедете!
Пока телега стояла на мне, можно было считать, что она меня еще не
переехала. Но возчик считал иначе.
Он стеганул свою лошадь - и сразу мне стало легко-легко, так легко, как
никогда впоследствии не было.
Все-таки замечательно устроена наша жизнь. Бывает в ней трудно, бывает
на тебя такое навалится...
Но зато какое испытываешь облегчение, когда с тебя съезжает телега!



ЛЮБИТЕ ЛИ ВЫ ЦВЕТЫ?

Митька был конюхом при исполкомовских лошадях, Фроська при исполкоме
уборщицей, а я еще никем не был. Просто жил во дворе.
Вообще-то Фроська была нам не компания, ей было лет тридцать - вдвое
больше, чем каждому из нас, - и была она семейная женщина, с ребенком. Но
она была единственной женщиной на нашем горизонте, поэтому Митька
предложил идти к ней.
Митька был очень грязный человек. В жизни я не видел такого грязного
человека. Он ограничивался тем, что мыл своих лошадей.
Когда Митька разваливался на сене, вызывая недобрые взгляды лошадей, и
начинал говорить о женщинах, он напоминал писателя Мопассана, только язык
у него отличался от мопассановского.
Фроська относилась к нам снисходительно. У нее тоже не было никого,
кроме нас, на горизонте, что объяснялось Фроськиной внешностью. Было у
Фроськи плоское лицо, к которому были пришиты три пуговки: две пуговки
глаз и одна пуговка носа. А петелька рта была слишком широка, поэтому лицо
Фроськи выглядело каким-то незастегнутым.
Фроська встретила нас радушно, но на всякий случай переложила ребенка
на кровать, чтобы в корне пресечь недобрые намерения. Увидев, что
освободилась люлька, Митька, как был, в своем затрапезном виде завалился в
нее и захрапел, словно не спал несколько суток. Потом он мне объяснил, что
уснул из тактических соображений, потому что спящего человека не выгонишь.
Я остался с Фроськой наедине. Было страшно, но вид храпящего в люльке
Митьки смешил и тем успокаивал.
Фроська тоже волновалась, хоть ей и было уже тридцать лет. Говорить
было не о чем. Мы ведь встретились не в первый раз, так что успели
наговориться.
Фроська оторвала от газеты клочок и написала мне записку: "Вы любите
цветы?"
Почему-то она обратилась ко мне на вы. Может, чтоб я казался взрослее.