"Феликс Кривин. Передача мыслей на расстояние и обратно (Авт.сб. "Я угнал Машину Времени")" - читать интересную книгу автора

детектива. Там, в детективе, главное лицо - человек, который ищет
преступника, а в жизни элемент риска отсутствовал, все преступники сидели
по своим квартирам и тихо ждали, когда за ними придут. Поэтому в жизни
главным лицом становился не сыщик, а следователь. Без него преступник
прожил бы жизнь, да так бы и не узнал, что он преступник.
Степкин, однако, следователем не стал, но из него получился секретный
сотрудник. Он следовал за объектом и передавал его мысли на расстояние,
так что в определенном смысле он все же стал следователем.
В его записной книжке в качестве эпиграфа были написаны такие слова:
"Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
А.С.Пушкин". С одобрения Пушкина он и занимался своей деятельностью,
которой оценка великого поэта сообщала и поэзию, и высокое благородство.
Фамилия Степкин была не его, а жены. В своей жизни, чтоб замести следы,
он постоянно переходил на чью-то фамилию. Он и женился не по любви, а для
конспирации, а рассекретившись, разводился.
Громких фамилий он избегал. Чем громче фамилия, тем ее лучше слышно.
Когда-то его увлекла женщина по фамилии Лермонтова, и только из-за ее
фамилии он на ней не женился. Он опасался стать Лермонтовым, Лермонтовы
долго не живут. Вместо Лермонтовой он тогда женился на обыкновенной
женщине Ивановой - не Татьяне Ивановой, не Наталье Ивановой, а просто на
Ивановой. Была такая женщина.
Три года он прожил под незаметной фамилией Иванов. А потом внезапно
прогремел Иванов - не то писатель, не то государственный деятель, - и
пришлось Степкину разводиться с женой, чтоб не греметь такой громкой
фамилией.
Для него не было отдыха, не было свободных от работы минут. Однажды он
разговаривал по междугородному телефону с женой, и вдруг, как это бывает,
в его разговор вклинился другой, весьма подозрительный по содержанию. При
этом назывались такие нетелефонные имена и должности, что он уже не
слушал, что там кричала жена, а мучительно соображал, кто такие эти
вклинившиеся в разговор абоненты, из каких они городов, из каких
учреждении и как бы их подольше задержать на линии. Жена уже давно
повесила трубку, а он все кричал из кабины телефонистке: "Дайте еще пять
минут!" - хотя и не знал, что будет делать с этими разговорами, каким
образом они могут ему пригодиться.
Больше всего он любил очереди, потому что в очередях люди бывают
особенно откровенны. А кроме того, там непременно что-то дают. Если из
соображений конспирации нельзя стать в ту же очередь, можно стать в
другую: у нас хватает очередей. Они, допустим, стоят за водкой, а ты займи
за колготками и отсюда, от колготок, слушай, о чем там, за водкой, идет
разговор.
Разговоров было много. Особенно о нашей отечественной промышленности и
не менее отечественной торговле. О том, что кому-то привозят колготки
непосредственно домой, минуя все магазины, прямо из Франции. Или из
Италии. Или из других государств. Но тут колготки кончались, и Степкин
оказывался перед диаграммой в виде чулка: "Рост чулочного производства по
сравнению с 913 годом" (началом княжения великого князя Игоря).
Приходилось становиться за какими-нибудь билетами - то ли на выезд, то ли
на въезд, то ли просто на сидение где-нибудь, допустим, в театре.
Он жил среди людей, которые были, как кусты в ночном парке под