"Александр Крон. Капитан дальнего плавания" - читать интересную книгу автора

Беня Крик, - положите, прошу Вас, завтра утром под ворота на Софиевскую,
17, двадцать тысяч рублей. Если Вы этого не сделаете, так Вас ждет такое,
что это не слыхано, и вся Одесса будет о Вас говорить". Софиевскую,
семнадцать и Короленко, одиннадцать разделяют всего два дома, и в начале
двадцатых годов портовая Одесса еще таила в себе немало всякой нечисти,
унаследованной с описанных Бабелем времен. Авантюры, в которые пускались
Саша и его компания, были прежде всего бескорыстными и никому не угрожали.
Не менее чем отвага ценились в этом кругу честность, верность данному
слову. Обмануть родителей, когда нет надежды получить разрешение, и таким
образом выиграть время еще не считалось зазорным, но сознаваться надо
было, не дожидаясь разоблачения, не юлить и не выкручиваться, а
мужественно принимать заслуженную кару. Воровство считалось позором,
исключение делалось только для яблок и арбузов, но что поделаешь,
мальчишке Сашиных лет очень трудно представить себе, что все, что висит на
дереве или растет на земле, не принадлежит отчасти и ему. Но и тут
существовали строгие ограничения: ни в коем случае не с лотка и не из
ларька, а только из сада или баштана, и столько, сколько нужно самому, а
не для продажи, продавать можно только рыбу, которую наловил сам.
А.П.Зозуля вспоминает: одну из лучших квартир на Короленко, одиннадцать
занимала почтенная семья. Уезжая на лето из Одессы, эти люди поручали Саше
присмотреть за квартирой, и в течение всего лета квартира служила для
компании вечерним клубом - там играли, пели, читали книги, рассказывали
всякие занимательные истории, но никто не смел прикоснуться ни к одной
безделушке, а накануне возвращения хозяев Саша объявлял аврал,
производилась генеральная уборка квартиры, и при сдаче ключей Сашу
неизменно благодарили за чистоту и порядок.
Еще одна черта, характерная для Саши и его окружения, - ничем не
замутненный дух интернационализма. Впрочем, и все ближайшее окружение Саши
было интернациональным - украинец Саша Зозуля, русский Коля Озеров, еврей
Леня Зальцман... В те годы на Приморском бульваре существовал клуб
моряков, где бывали матросы с приходивших в Одессу иностранных судов. Саша
и его компания частенько околачивались поблизости в расчете посмотреть на
заморских гостей, а когда стали постарше, сумели проникнуть внутрь,
неразлучные Сашки стали членами организованного при клубе агитколлектива
"Моряк". Для Саши Маринеско участие в самодеятельности было трудным
испытанием, при несомненных задатках вожака он был застенчив. Но он умел
преодолевать себя, его тянуло в клуб не простое любопытство, а жадный
интерес к тому, как живут люди в других странах. В те годы молодежь жила в
ощущении, близости мировой революции, газеты были полны сообщений о
революционном брожении в Европе и освободительной борьбе колониальных
народов, и Саша рано освоился с мыслью, что совсем не похожие на него
люди, отличающиеся от него цветом кожи, одеждой и языком, на котором они
говорят, близки ему в самом главном - они такие же труженики, как его отец
и мать, любят море, умеют постоять за друзей, щедры и гостеприимны.
Я вспомнил об этом заложенном с самого детства духе интернационального
братства, слушая рассказ Матрены Михайловны, вдовы Сашиного друга Николая
Озерова, о том, как во время оккупации Одессы семья Озеровых с риском для
жизни укрывала в своем доме еврейскую семью, причем не близких друзей, а
людей малознакомых, случайных.
Сам Маринеско считал себя украинцем. Не только потому, что жил на