"Александр Александрович Крон. Как я стал маринистом (Очерк)" - читать интересную книгу автора

строчки. Добавлю: они смогли мне помочь не только потому, что были
первоклассными мастерами своего дела, но и потому, что сами любили
литературу и искусство. Кабо был очень музыкален и отлично играл на скрипке;
Лисин, насколько мне помнится, ни на чем не играл, но музыку любил, я сидел
с ним рядом во время первого исполнения 7-й симфонии Шостаковича в
блокированном Ленинграде, из филармонии мы шли вместе и говорили о музыке.
Лисин - блестящий оратор, Грищенко, Матиясевич и Кабо владеют пером, только
Иван Макарович не проявлял артистизма ни в какой области, да и по виду
отличался от своих более блестящих коллег - внешность имел малозаметную и с
малознакомыми людьми неразговорчив. Разобраться в этом незаурядном человеке
мне помог мой новый друг Василий Антипин. Василием Степановичем на моей
памяти его никто не звал, и ему очень шло имя Вася - такой уютный,
миловидный, вежливый курсант, сияющий надраенными пуговицами и несколько
наивной ласковой улыбкой. Однако он был уже не курсант, а старший, политрук,
инструктор политотдела бригады и тяготился своим завидным положением - он
хотел плавать. Вершиной его мечтаний было пойти в боевой поход с Иваном
Макаровичем, которого он ставил необычайно высоко, но мечта эта так и не
осуществилась; Вишневский тоже ценил Васю, но у него не было никаких
оснований отказываться от своего комиссара Калашникова - человека скромного
и храброго, пришедшего на флот "с гражданки" и быстро завоевавшего уважение
моряков. Через Антипина я ближе подошел к Ивану Макаровичу и вскоре
убедился, что Вася не зря восхищался этим человеком: я редко встречал людей,
у которых душа была до такой степени не подвержена никакой коррозии - ни
тщеславию, ни корысти, ни зависти. У этого бывшего матроса был ясный ум и
огромный жизненный опыт, что в соединении с нравственной чистотой и рождает
то, что мы называем мудростью. Его оценки людей и событий были всегда
осторожны, не от робости, а от уважительности, он уважал людей, уважал чужой
труд, уважал чужое мнение, ему можно было довериться во всем.
Каюсь, у меня не хватило проницательности, чтобы сразу оценить такую
самобытно-яркую натуру, как Александр Иванович Маринеско. В ту пору он был
командиром "малютки" и решительно ничем не знаменит. К "малюточникам"
поначалу относились не очень внимательно - и напрасно: на счету малых лодок
к концу войны накопилось немало побед. Я пришел на лодку к Маринеско поздней
осенью и увидел затрапезного вида хмурого парнишку, чем-то напомнившего мне
катаевского Гаврика из повести "Белеет парус одинокий". Как раз в этом я не
особенно ошибся - Маринеско был родом из Одессы и, хотя принадлежал к более
позднему поколению, чем Гаврик, несомненно, состоял с ним в духовном
родстве. У Маринеско сидел его приятель Гладилин - тоже командир "малютки".
Они пили спирт и к моему приходу отнеслись настороженно. Почувствовав это, я
тоже повел себя как-то не совсем естественно, в результате контакта не
получилось, и, хотя я потом не раз бывал на "М-96", наши отношения с
командиром оставались официальными.
Сблизились и подружились мы гораздо позже, встретившись после войны в
Кронштадте на втором сборе ветеранов-подводников Балтики. К тому времени
Маринеско уже демобилизовался и работал на одном из ленинградских заводов. Я
знал, что на первом таком сборе сообщались данные о потерях гитлеровского
флота во второй мировой войне. По этим данным, первым подводным асом Балтики
без всякого спору оказывался бывший командир "М-96" и "С-13" Александр
Иванович Маринеско, поэтому не удивился овациям, которыми его встретили.
Удивило меня другое - имя Маринеско никогда не упоминалось в печати, и даже