"Анатолий Краснопольский. Я прошу тебя возвратиться (Повесть о военных медиках)" - читать интересную книгу автора

его, резко наклонилась, чтобы поднять, и было слышно, как об пол тяжело
ударилась туго заплетенная коса.
Ты осторожно взял девушку за руку, нащупал пульс:
- В таком случае хоть расскажите о собе.
В ответ растерянный тоненький голосок:
- У меня куча малышей. - Она вдруг запнулась, как будто отвечала самый
сложный урок. - Я учительница. А малыши приходят ко мне из Свистовки, из
Бандовки, из Пьяной Балки. Когда дождливо и грязь на дорогах, классы
пустеют, детям не во что обуться. И я целый день плачу. А мне по программе
нужно проходить с ними букву "р"...
- Букву "р"? - зачем-то переспросил ты.
- Да, уже "р"...
- Ну, вот понервничали, и болит. И вы правы: можно не раздеваться.
Ты впервые уступил пациентке. И, скрывая это, ты, солидный человек с
тонкими усиками над добродушной губой, вдруг рассмеялся. Значит, "р"...
Тогда мама не подозревала, что почти столько же лет, сколько было ей, ты
месил грязь по проселочным дорогам, закончив, как сказано в свидетельстве,
курс фельдшерской школы при Голицынской больнице для питомцев
Императорского Московского воспитательного дома, где обучался анатомии и
физиологии, оперативной хирургии, ортопедии и даже закону божию. Не знала
мама и того, что, только сполна намаявшись по глубинкам, ты смог поступить
в Днепропетровский медицинский институт.
- Нет, друг мой, я все сказал маме. Сказал, как студентом снимал угол
и, чтобы меньше платить за жилье, пять лет спал на полу. Сказал даже о
том, как раз в неделю ходил на городскую ярмарку, где торговали дешевыми
борщами. Все сказал йотом...
А пока в тебе смеялся опытный врач и проницательный человек. И этот
смех, лта твоя короткая прическа без единой сединки в спутанных полосах
делали тебя в глазах нашей мамы молодым-молодым.
- Не будет никаких Свистовои и Бандовок, - говорпл ты, вышагивая по
кабинету. - Прекрасно жить будут люди и своим селениям дадут совсем другие
имена, - мечтательно заглядывал ты в мое сегодня. - А пока, - ты снова
взял девушку за руку, - вам нужпы прогулки на свежем воздухе, - и
предложил маме вместе провести вечер.
Когда она появилась у ворот больницы, ты уже сидел на облучке
санитарной двуколки. И вы двинулись в путь. Осторожно, будто ощупывая
землю, лошадь стучала копытами: так-так, так-так. За околицей раскинулось
поле, и мама ждала, что ты взмахнешь кнутом, и понесется ваша колесница
ковром-самолетом. Но раздавалось все то же "так-так", только глуше и
монотоннее.
- Вы не умеете управлять лошадьми? - робко спросила маяа.
- Почему вы так решили? Вырос я в селе. У отца был клочок земли, и мы,
хлопцы, пахали, сеяли за милую душу, - как бы оправдывался ты под
медленный стук копыт.
- Тогда, - сказала мама, - вы думаете, я боюсь быстрой езды?
Ты неловко заерзал на облучке:
- Эта лошадь всю жизнь возила вагонетки под землей, там и ослепла.
Теперь вот шахтеры подарили ее нашей больнице. Зачем же списывать в расход
прославленную Горпячку?
- Простите, - мама с нежностью тронула поводья.