"Владимир Крупин. Как только, так сразу (повесть)" - читать интересную книгу автора

- Объясни примером!
- Художественный образ и слово имеют одну природу.
- Спорно, весьма спорно. Слово - дело божественное, художественный образ
чаще всего, прежде всего по природе от лукавого.
- Хорошо, проще: мы, русские, потеряли все, кроме чести и языка.
- Теперь ясно. Что у нас далее?
- Где грех, там благодать, но при условии осознания греха.
- Было.
- О двух подходах к жизни. Первый: какой же он дурак, и второй: какой же
я дурак.
- Кстати, о дураках. Путь к дурацтву - гордыня. При гордыне легко и даже
сладостно надменно переносить страдания, легко возвыситься над обыденностью,
все же становятся быдлом, ты же совершаешь подвиг, ты судишь всех, а
оценочная жизнь без самокритики - начало ада души. Решение проблемы в
проверке себя через любовь к презираемым. Нет любви - падай на колени. Не
верь сердцу - оно нечистое. Далее по тексту.
- У меня тезис о смерти, доказательство ее необходимости. Вот: против
каждого яда есть противоядие (в народном выражении: на каждую хитрозадость
есть отмычка с винтом), так, а противоядия против смерти нет, значит, смерть
не яд.
Ко мне подошел (давно не подходил) мой двойник:
- Вы не забыли, я делаю письменную работу о методах и действиях
дьявольской силы и злобы в обычной жизни?
- Да, я жду. Прочту с интересом.
- И пользой. Это должен знать каждый русский человек.
Очередной глобалист вещал:
- Разница между искусством и жизнью - это различие между "быть" и
"казаться". То есть "кажется" нам сцена, картина, роман, кино. А кажется,
так перекрестись. Кажется - это блазнится, карзится, мерещится, тут дело
нечистое. Искусство - это искус, искушение; искусство - дело искусственное,
а не естественное, и вы, дети, и вы, взрослые, совершенно правы, что не
ходите в театр. Тем более что там над нами искусно издеваются искушенные в
этом деле бесенята драмодельства и искуснейшие дрессировщики актеров,
взявшие кличку режиссеров. Не ходите ни в театр, ни в кино, не слушайте
искусствоведов, не надо искусственно терять время, его и так всего ничего.
- У меня философия и физика, - начал следующий, - если вам угодно
переключиться в иную плоскость. Идя естественным путем, я понял, что
философия не может замыкаться на себе, она - часть интеграции Единого (с
большой буквы) знания. Никто до конца не понимает квантовую механику, как
кто-то выразился, формулы стали умнее ученых. В философии не было своего
Ньютона, Евклида, Циолковского, хотя вся наука есть грань касания Единого
знания, а значит, и философии. Главное в философии - принадлежность своему
народу, главное в национальности - культурное самоощущение традиций нации.
Сверхглавное в философии - понять свою сыновность и Богу и нации...
Не очень-то я любил такое умничанье, поэтому без досады отвлекался на
дерганье за рукав. Это был Батюнин:
- Я вот как писать стал, - говорил он, - понял истину: к рукописи нельзя
хорошо относиться, она завоображает, закапризничает. Я, чтоб она не
воображала, чайник на нее ставлю, и сковородку, тогда дело идет.
Еще меня отвлек... Жирафа. Застенчиво он попросил, чтоб глобалисты дали и