"Павел Васильевич Крусанов. Бом - бом " - читать интересную книгу автора

Миновав деревянную, строенную в одно жильё (один этаж) Петербургскую
сторону, где некогда на кронверкском валу под осиной сидел пророк и
предрекал затопление сего места по самую осиновую макушку, а в Троицкой
церкви объявилась кикимора и дьяк крестился: Питербурху, мол, быть пусту, -
коляска въехала под золотящиеся купы барских Островов с гуляющими средь
дерев косулями.
Дача Нулиных стояла в глубине сада и походила на пирожное, изваянное
французским кондитером, весьма пресыщенным строгой кухней классицизма:
этакий чудо-терем, прибежище фей и эльфов - благонравной европейской
нечисти. На задах виднелись охристый флигель, конюшня с каретником и
застеклённая оранжерея (в ту пору Петербург особо славился своими теплицами,
оранжереями, ананасниками и зимними садами), круглый год поставлявшая
Нулиным живые цветы и медовые груши - такие сочные, что стоило неловко взять
плод в руку, как он тут же густо стекал в рукав.
Отца и сына Норушкиных граф Нулин принял радушно, хотя близкого
знакомства они не водили, довольствуясь беседами о псовой охоте и
французских вольнодумцах на балах и учтивыми поклонами в театре. Барышень
Нулиных дома не оказалось, они в компании кавалеров отправились амазонками
на стрелку Елагина острова, где нынче находилось излюбленное место прогулок
аристократической молодёжи, так называемый "пуант" - в этот час там
совершали вкруг пруда пеший и верховой моцион вполне домашние детки, а ближе
к ночи (о чём был немало осведомлён гвардейский офицер Александр Норушкин)
туда на лихачах стекалась толпа столичных повес, беспутных шалберов,
приударяющих за театральными дивами и красотками демимонда, чтобы, свершив
ритуальный объезд пруда, людей посмотрев и себя показав, разъехаться за
полночь по отдельным кабинетам ресторанов и номерам заурядных гостиниц.
В ожидании обеда граф с графиней и званые Норушкины расположились в
отделанной уральским родонитом гостиной, возле среднего окна, где был
устроен этамблисмент: два диванчика, три кресла и круглый стол с
оставленными на нём рукоделием и переплетённой в телячью кожу "Повестью о
взятии Царьграда", сочинения Нестора Искандера.
- Вольтерьянское человековознесение и секуляризация идей, любезный
князь, разцерковление представлений о мире, человеке и гиштории увлекают
лишь внешней отвагой, но на деле никуда не годны, ибо отвага эта чистой воды
безрассудство, - говорил граф Нулин, поводя из стороны в сторону мятым от
природы, словно натянутым на комок изжёванного сотового воска, лицом. -
Безрассудство не как победительное бесстрашие, но как беспечное и гибельное
недомыслие. Посудите сами: ведь ясно, что гиштория насквозь есть вещь
непостижимая и сокровенная, ибо исток её - промысел не человеческий, но
Божеский и конечная цель её указана тем же нечеловеческим промыслом. Как
учат нас апостолы и церковь, мир ограничен и имеет начало и конец от Бога.
Логика этой непостижимой гиштории предопределена самим таинством бытия и
подчиняется токмо закону Божественного провидения. И человек, коли на то
пошло, играет в гиштории роль, прости Господи, тараканью, в лучшем случае -
обрядную, как на театре представляя в земном мире небесный принципиум и
претворяя в существенность предопределённый Божественный замысел. Это
назначение, с позволения сказать посланничество, даёт человеку повод считать
себя сосудом Божественного - чем и зачарован наш фернейский мудрец, - хотя
здесь и на вершок нет истины - иначе сосудом Божественного вправе считать