"Павел Крусанов. Петля Нестерова ("Бессмертник")" - читать интересную книгу автора

Расслабленно удивляясь манипуляциям неведомого жонглера, без спроса
проникшего в чулан его памяти и устроившего обескураживающее представление
с помощью того, что оказалось под рукой, он поражался собственному
простодушию, переимчивости или манерности, в зависимости от того, какой
предмет являлся ему из небытия отжившего и, казалось, безвозвратно
утраченного времени. В нем то вздымалась пронзительная, ничем сейчас не
мотивированная досада: "Заебали москвичи своей хамской деловитостью!" - то
внятно и безукоризненно открывалась потайная причина крушения Империи,
обнаруженная им некогда в дерзком замысле сверхглубокой скважины на
Кольском - Вавилонской башне наоборот. У дома №10 он внезапно и
кинематографически зримо вспомнил, как много лет назад, спасая по просьбе
родни клубнику на дачном огороде, разорял в речном лозняке гнезда дроздов.
Выбирая яйца, он сбрасывал гнезда на землю. Потом, на веранде, в попытке
затеять первобытную яичницу, разбил одно яйцо - голубое, в бледно-карюю
крапинку, словно бирюзу забрызгали навозом, - и там, в желейной слизи,
пронизанной, подобно глазному яблоку, кровавой паутинкой, увидел голого
птенчика: он еще не освоил весь предписанный желток, бессмысленно дергал
лапкой и нелепо поводил мягкой головой с огромными, несоразмерными телу,
матово-черными глазами.
Вслед за этим, вживую - что все же им отмечалось - поравнявшись с
гостиницей "Мир", он улыбнулся милой суетности тридцатилетнего себя же,
убежденно полагавшего, что вполне возможно расчетливо выстроить судьбу так,
чтобы оставить за собой мифологию, а не биографию...
Тут, отбивая каблучками на сыром асфальте звонкую, на полшага
отстающую от туфли четвертую долю, мимо него проскользнуло нечто телесное и
отвлекло от созерцания отблесков внутренней мнимой жизни - по утверждению
бокового зрения, это была премилая девица. На миг он вынырнул из марева
архивных видений, столь неожиданно и без явной причины выбивших крышки и
хлынувших наружу из тех забвением запечатанных сот, где им надлежало
пребывать, быть может, до Страшного Суда, когда этому хранилищу, этому
"черному ящику" предстояло отвориться и засвидетельствовать меру его
земного бытия. Жизнелюбиво кинув вослед отвлекшему его существу
оценивающий, но бесстрастный взгляд, он заметил высокую ладную фигуру, с
художественным небрежением одетую в заурядные и ноские, ныне способные
служить примером изыска, изделия позавчерашних модисток - длинное, до
щиколоток, черное платье с высоким воротом и темно-зеленый бархатный жилет.
Возможно, в туалете девицы, доступном ему со спины, он отметил бы что-то
еще, вроде небольшой, отчасти напоминающей тюбетейку, зеленого же бархата
шапочки, но имена подобных штучек давно перешли в разряд глосс и, не умея
назвать, он неотчетливо выделил их и зрительно.
Вполне естественно, без всякой театральности, девица свернула за угол
гостиницы на Гастелло.
"Ну и что? - внутренне удивился он. - Какого черта я здесь?!" И это
была первая за день мысль, связавшая его с реальностью улицы Ленсовета.
Однако непрошеный жонглер, тут же и без предупреждения прервав антракт,
наобум явил забавное воспоминание о тех давних годах, когда он с трудом еще
отличал стиль от пошлости и был настолько безыскусен в сочинении
комплиментов, что однажды (собственно, это и вспомнилось) отъявленная
подружка в ответ на неумеренную похвалу ее коже простодушно заметила:
"Можно подумать, что до сих пор ты спал только с жабами и ящерицами". Этой