"Павел Крусанов. Бессмертник ("Бессмертник")" - читать интересную книгу автора

В своем унылом заключении Ворон часто предавался воспоминаниям. Он
воскрешал то, что запомнилось ему из опыта прожитых лет. Он вспоминал
детские унижения, когда ему, прикованному цепью к гончарному кругу, братья
и сестры кидали обглоданные кости, вспоминал горькую свою любовь, гибкую
танцовщицу, - и им, и ей он давно простил все, что ставилось в вину много
лет назад юношеским умом и неискушенным сердцем, но горечь обиды и плач
безнадежного чувства душа воссоздавала отчетливо. Следом приходили светлые
картины, однако свет этот шел не из памяти. Воображение строило несбывшееся
продолжение сюжетов - перед вольными и невольными обидчиками являлся Ворон
в славе бессмертного властителя людских страданий (жертвой своего дара
Ворон себя в такие часы не чувствовал), гордый, щедрый, зла не помнящий,
стоял он перед бывшими виновниками своих открытых и тайных, горьких и
упоительных унижений, и те (виновники) восклицали в отчаяньи: какие же мы
были недоумки! какая же была я дрянь!

Мервана Лукавого тоже настигала память. Он метался между каменных
стен, терзаемый воспоминаньями о девушке, которая была так нежна, так
прозрачна и невесома, что могла, точно пушинка, парить в воздухе и, словно
призрак, проходить сквозь стены. Но с его стороны это была всего лишь
хитрая уловка - магрибец хотел разжалобить смерть любовными вздохами, чтобы
прожить больше отмеренного, но смерть не купилась на его трюк. Одним жарким
и неподвижным, как печь, летним днем, когда даже в каменной темнице воздух
стал похож на изнуренного путника пустыни, давно выпившего последний глоток
воды из последнего кувшина, магрибец начал невероятно потеть. Он корчился
на циновке, и над ним поднимался душный пар - жаждущий воздух сразу же
выпивал всю влагу, оставляя на желтой коже Мервана белесую соляную корку.
Его ломала судорога, как ветку, брошенную на горячие угли, он высыхал на
глазах, браслеты и кольца звонко осыпались с его рук, но при этом он не
забывал жутко хохотать, обращая зрачки внутрь черепа. Ворону казалось, что
от этого дьявольского хохота тюрьма вот-вот рассыплется. К вечеру магрибец
затих. Он стал неподвижной мумией, маленькой и твердой, точно сушеная рыба,
- к вечеру Мерван Лукавый, великий обманщик и чародей, умер, и если бы его
не закопали в общей могиле стражники, то, просоленный собственным потом,
высушенный жаром страсти, лишенный при жизни права посмертного смрадного
разложения, он смог бы донести свой труп, свой затвердевший образ до
грядущих поколений через тысячелетия. Так Мерван Лукавый пытался победить
время.

Ворон побеждал время по-своему. Он покинул темницу, просидев в
заключении чуть больше двухсот лет, покинул после того, как альмохады были
изгнаны из Кордовы объединенными силами Кастилии, Леона, Арагона и Наварры.
В то время на вид ему давали лет двадцать.

Таким он вышел на солнечный свет - постигшим, что ничего нет
совершенно верного в реальном мире явлений, и стало быть, уже в начале
всякого дела, всякого пути знающим за собой господское право -
остановиться, повернуть, возвратиться. Таким он и будет бродить по земле до
скончания времен. И когда вздыбится воспаленная Африка, изворотливая Азия,
сморщенная Европа и все остальные тверди мира, когда они взовьются и
сбросят с себя города и веси, как осиные гнезда, в пылающую бездну ада, он,