"Мелисса де ла Круз. Голубая кровь " - читать интересную книгу автора

Так оно все и вышло.
Блисс внезапно оказалась допущена в узкий круг, который, как
выяснилось, ничуть не отличался от хьюстонского: те же спортивные парни
(только место футбола тут занимали лакросс и гребля) и единообразно красивые
девушки (только тут они участвовали в дискуссионном клубе и намеревались
поступать в какой-нибудь из университетов Лиги плюща[5]), с теми же
неписаными законами, велящими держать новичков на расстоянии. Блисс
понимала, что проникла в святая святых исключительно соизволением Мими.
Но Блисс беспокоила не социальная иерархия в ее школе. И даже не
выпрямленные волосы - чтобы она еще раз позволила стилисту Мими сделать
такое с ней! Без кудряшек ей было как-то не по себе! Тревожило ее то, что
иногда у нее возникало чувство, будто она не знает саму себя. И тянулось это
с тех самых пор, как она приехала в Нью-Йорк. Она проходила мимо
какого-нибудь здания или мимо старого парка у реки, и у нее возникало
ощущение дежавю, такое сильное, словно воспоминания всплывали из самых
глубин памяти, и тогда Блисс начинало трясти. Когда она впервые вошла в их
квартиру на Восточной Семьдесят седьмой улице, в сознании возникла мысль: "Я
дома", - и вовсе не потому, что это был их дом... она нутром чуяла, что
бывала здесь прежде, входила в эти самые двери, не в очень давнем прошлом
неслась в танце по этому мраморному полу. "Тут был камин", - подумала она,
увидев свою комнату. И действительно, когда Блисс упомянула об этом в
разговоре с агентом по продаже недвижимости, тот сказал, что в 1819 году в
этой комнате действительно был сооружен камин, но позднее его обшили досками
из соображений безопасности. "Потому что тут кто-то умер". Но хуже всего
были кошмары. Из-за них Блисс просыпалась с криком. В этих кошмарах она
бежала, а кто-то держал ее, и она не могла справиться с ситуацией и
просыпалась, дрожа, в холодном поту, среди влажных, скомканных простыней.
Родители уверяли ее, что это нормально. С каких это пор считается
нормальным, чтобы пятнадцатилетняя девушка так кричала во сне, что в горле
начинало саднить и она давилась собственной слюной?
Но сейчас, в "Квартале-122", Джек Форс встал, и Блисс встала тоже,
извинившись перед Мими. Она встала, повинуясь импульсу, исключительно ради
возможности подвигаться, сделать хоть что-нибудь, а не работать зрителем в
театре одного актера, Мими. Правда, сказав, что ей хочется курить, она
поняла, что и вправду очень этого хочет. Эгги Карондоле, один из клонов
Мими, уже пробиралась к выходу. Блисс потеряла Джека из виду еще на полпути,
пока продвигалась через толпу; она взмахнула рукой перед носом у охранника,
показывая ему печать на запястье. Охраннику надлежало выпускать людей и
впускать обратно в соответствии с драконовскими законами Нью-Йорка
касательно курильщиков. Блисс видела в этом некую иронию: ньюйоркцы при этом
считают себя свободными от всяких ограничений! В то время как в Хьюстоне
человек может курить где угодно, хоть в салоне красоты, сидя под феном, а
вот в Манхэттене курильщиков считают неким отклонением и выгоняют на улицу
при любой погоде.
Блисс распахнула дверь черного хода и оказалась в переулке, в небольшом
темном закутке между двумя зданиями. Переулок между "Кварталом-122" и
"Банком" был чашкой Петри воюющих культур: с одной стороны - ухоженные
хипстеры в дорогих, сшитых по фигуре европейских нарядах, с обесцвеченными
волосами, ниспадающими на жакеты расцветки зебры, а с другой - неряшливая
группа заблудшей молодежи в потрепанной, рваной одежде. Но между двумя