"Сигизмунд Кржижановский. Четки" - читать интересную книгу авторатекли навстречу вселяющейся вселенной, встречаясь с ней у выгиба ресниц.
Меж тем глаз, пойманный сталью зажима и ждавший, когда полоснут его лезвием, вероятно, недоумевал: он осторожно приоткрыл зрачок, вглядываясь в меня стеклисто неподвижным взглядом. Я высвободил пленника, взял в пальцы и вдруг - губами к склизкому холодку его обволакивающей ткани. - Теперь пусть меняются дни и меняется в днях: то, что вошло в мой глаз, не знает смен: остеклено, врезано, на веки веков, как и в них. Я прижал голову к чёрному плату, я близил свои ещё живые глаза к мёртвым глазам метафизиков, тихим кругом сомкнувшихся вокруг меня: милые, милые, вот и я мёртв, как вы, вот и я непреодолимо жив, как вы. Но надо было кончать. Подняв голову, я собрал глаза и отдал их нити. Нить стянул узлом. Я, вероятно, очень устал. Нервная реакция резко повернула колки, и не помню, где кончилась явь и начался сон. Именно теперь, когда подарок старика, приняв свой первоначальный вид, свисал чередой бусин с моих пальцев, одна чрезвычайно простая мысль напомнила, наконец, о себе: зачем старику понадобилось _подобие чёток_. Ведь, если костяшки на стержне для отсчёта цифр, бусины на нити для отсчёта молитв. И преодолевая усталость, я приступил к последнему эксперименту. Память моя давно растеряла заученные в детстве слова молитв. Кое-как сцепляя концы с началами, я завращал ветхие отченаши - и тотчас же глаз, зажатый в моих пальцах, стягиваясь и каменея, скользнул из фаланг и по нити вниз, я продолжал механический круговорот слов - и с каждым <аминем>, ещё один глаз, твердея и стягиваясь, каменной бусиной опадал долу. Однообразие поворотов окончательно спутало мне мысли, веки слиплись, чётки выскользнули восприятием, дошедшим до затмеваемого сном сознания. * * * * * Теперь я веду жизнь сидня. Незачем ходить в поля за просторами: просторы всюду - вкруг меня и во мне. Каждая пылинка значительна, как солнце. Раньше всё, что за окном, казалось мне дешёвой картинкой, подклеенной к стеклу снаружи. Теперь вечерами я распахиваю створы прямо в звёзды и в мысль: нужны были века, чтобы понять эти крохотные пятнышки. Помыслить их как миры. Но понять - мало. Надо увидеть. Я редко переступаю теперь мой порог. Спустившись вниз, я,пройдя десяток домов, сворачиваю обычно в узкий кривой переулок: по обе стороны сломанной линии переулка, выводящего к серому овалу ворот и жёлтым крестам монастыря, справа и слева - деревянные лавчонки и рундуки; всюду на перекладинах, скошенных подставках, крючьях - образки, кресты, крестики, цветные лампадки и чётки - чётки - чётки. Чёток много: они висят гроздьями, нанизавшись на нити, мерцая опаловыми, красными, чёрными - из коралла, палисандра, перламутра и агата - бусинами. Ветер тихо качает на крючьях их ленивые извивы пронизей. Иногда я подхожу к чёточным вязанкам, рассматриваю, осторожно касаюсь их: да, да, точь-в-точь, как мои. Стоит закрыть глаза, и мнится: вот орбиты, приварившиеся ссученными гнилыми нитями, покорно давшие связать себя узлом и обмотать вкруг жалких крючьев, - покинув плен, разворачивают свои эллипсы, и вот коралловые бусины, рассиявшись кровавыми солнцами, возносятся на дальние зениты. Чёрные агатовые камешки разбухают в |
|
|