"Сигизмунд Кржижановский. Фантом" - читать интересную книгу автора

- Постой-постой, - перебил Склифский, - что-то такое вот тёрлось мне
уже о мозг. Как-то подумалось - так, случайно, - что акт любви, ну
понимаешь, это _обратное рождение_: тянет назад, странно, туда, откуда тебя
вытянуло щипцами. И только. Я, кажется, запутался. В голове гул.
И тотчас же, почти налипая лицом на лицо, Фифка подобрался ртом под
самое ухо Склифского; вокруг глаз прыгали чёрные по сини пятна рассвета,
воздух гудел и прокалился непонятным жаром, но сквозь пятна и гул Склифский
схватывал:
- Нет-нет, именно сейчас-то тебе и надо дослушать. Вот тут ещё у донца.
Не расплесни. Так. На чём мы остановились. Да, моё практическое отношение к
любви. Я говорил уже, что все эти самки из мятого мяса были мне непонятны и
даже страшны. Но над потолком мастерской, за семью поворотами витой
лестнички я отыскал то, о чём не раз грезил за дверью своей тесной каморки:
там, наверху, находился своего рода архив моделей. Ключ от него был у меня.
По скрипучей витуше редко кто подымался наверх - к картонным подобиям. Но
лучше было соблюдать осторожность. Время для моих тайных свиданий я выбирал
всегда ночью, когда в мастерской никого и все двери на ключах. Тогда, со
свечой в руке, я подымался по круженью ступенек: за отщёлкнутой дверью я
видел ряды женственных одноножек, молча подставлявших мёртвые вгибы и выгибы
тел под свет свечи. Я проходил мимо, не коснувшись ни одной. Там, в конце
ряда, у стены слева ждала моя она. Поставив свечу на пол, я подступал к ней,
грудью к груди. У неё не было рук - чтобы защищаться, и глаз - чтобы
укорять. Под пальцами у меня скользили нежно очерченные холодные бёдра, и о
грудь мне тёрлись пустые выгибы грудей. Тонкая ножка жалобно и беспомощно
скрипела, и мне казалось... но, понимаешь, по острию сладострастия меня вело
не это, даже не это, а мысль - вот: перед тем, как родиться человеку,
нужно, чтобы двое живых любили друг друга, - но перед тем, - слушай же,
слушай, - перед тем, как человеку умереть, нужно, чтобы двое фантомов
полюбили друг друга. И вот...
- Постой-постой, - Двулюд-Склифский поймал ладонью стену и хотел
подняться, но чёрные пятна, множась и множась, слипались в тьму, - значит,
ты пришёл ко мне, чтобы...
Сквозь прорывы в тьме ещё мелькнуло короткое движение фифкина рта, но
пятна опередили ответ: они сомкнулись и... собственно, можно б без <и>, а
просто - точку, и всё; но традиция - не я её начал, не я кончу - требует
некоего литературного закругления и ссылки на источники. Извольте.


V

Амбулаторные больные, пришедшие - вместе со своими грыжами, сыпями и
чирьями - на утренний приём к доктору Двулюд-Склифскому, долго дожидались,
чинно вздыхая и поглядывая на дверь: ни шороха. Кого-то надоумило пройти к
окнам соседнего домика, где жил доктор: может, заспал, а то уехал. Простояв
с минуту лицом в стекло, разведыватель замахал рукой, как бы требуя подмоги.
Ещё через минуту за окном появилось множество лиц. Дверь была полуоткрыта.
Вошли. Навстречу пахнуло сулемой и спиртом. На полу, обожжёнными ладонями и
щекой в полуиссохлое сулемовое пятно, доктор. Подняли: глаза зажаты, но меж
губ тормошится невнятица и всё тело пронизано дрожью. Пациенты,
переглянувшись, поставили диагноз: белая.