"Сигизмунд Кржижановский. Салыр-Гюль" - читать интересную книгу автора

видом заправского маддаха, рассказывает какую-то, очевидно забавную,
историю. Слушатели поддакивающе качают головами и улыбаются.
Заметив моё непонимание, какой-то плечистый узбек, благожелательно
повернувшись ко мне, объясняет. Другие - в моменты нехватки слов -
помогают рассказу, кто фразой, кто словом, а кто и жестом.
- Это так - эртек, сказка.
- Почему у ишака длинные уши.
- Ха.
И постепенно - общими усилиями - им удаётся втолковать мне сюжет. Вот
он.
У первого ишака - прапрадеда всех ишаков - уши были как уши. Но зато
упрямство было ещё длиннее... то есть не больше чем теперь. Поэтому хозяин,
идя за ишаком, должен был подгонять его палкой. Ишаку не нравилось ни ходить
под грузом, ни слышать, как палка ходит по нём. И вот однажды, оставшись
наедине с палкой, он ей сказал: <Почему бы тебе не выбрать другое место для
прогулок; правда, рёбра мои кривы, но улицы Самарканда ещё кривее>. Палка
отвечала: <Я бы и сама предпочла быть третьей ногой старого муллы, идущего в
мечеть, чем погонять четыре ноги ишака, идущего на базар. Но бью не я:
мной>. <Так как же нам быть, - спросил осёл, - чтоб реже встречаться?> <А
вот как, - отвечала палка, - наймём в сторожа воздух - пусть он свистит
всякий раз, когда мной размахнутся. И ты убегай. Приятнее ударять по мягкой
пыли, чем по ишачьему ребру>. Воздух согласился, и они стали делать, как
было условлено. Перед каждым ударом палка предупреждала воздух, воздух
свистел, и ишак отпрыгивал. Но ничего не выходило. Пока палка успевала
сказать воздуху, пока воздух складывал губы, чтобы свистнуть, пока свист
доходил до ишачьего уха и пока ишак успевал отпрыгнуть, рука хозяина
настигала бок и удар попадал туда, куда хотел попасть. Тогда стали
совещаться все четверо: ишак, палка, воздух и свист. Свист сказал: <Я бы,
пожалуй, успел обогнать руку, если бы мне не так далеко было бежать>. Тогда
палка, подумав, сказала так: <Если я пододвинусь к ишаку ближе, то моё
_ближе_, боюсь, перегонит _ближе_ свиста; воздух всюду - и ближе и
дальше, - а где воздух, там и его губы, а там, где его губы, там и свист.
Значит, мы ничем не можем помочь ишачьему уху, придвигаясь к нему: надо,
чтобы ухо само выходило навстречу свисту, и тогда всё уладится>. <Но как же
уши могут ходить навстречу звуку, - спросил осёл, - я этого не
понимаю>. - <Очень просто, - отвечала палка, - мы, растения, понимаем это
лучше других. Мы знаем, например, как ходить навстречу солнцу. Ходить это
значит расти. Надо научить твои уши ходить>. - <Туда и обратно?> - <Нет,
мы - растения - никогда не ходим обратно: ведь каждую минуту из-за облака
может показаться солнце, надо быть всегда готовым его встретить; так и
тебе - каждую минуту может упасть удар, стоит уху повернуться к нему спиной
и уйти обратно, как спину (не его, твою) посетит боль>. Палка вспомнила то
время, когда у неё был корень, пивший воду из арыка. И она научила ишака,
как растить уши. Теперь он не пропускал ни одной лужи, чтобы не остановиться
перед ней и не опустить уши в воду. И постепенно уши ишака стали длинниться.
Настал наконец долгожданный час, когда ухо, вышедшее навстречу свисту,
уловило его раньше, чем палка успела домахнуться до рёбер. Все были
довольны. Кроме человека. А человек хитёр: видя, что длина ишачьих ушей
побеждает длину его палки, он придумал такое. Нагрузил ишака, сел ему на
спину вторым грузом, а позади на крестце посадил жену. Он не забыл также