"Ольга Ксенофонтова. Иноходец " - читать интересную книгу автора

На первом дуэте голос певицы взлетел на недосягаемую высоту так, что
время, казалось бы, остановилось.
Хедер стояла за кулисами и иногда посматривала вокруг - вот те пчелки,
что пока не танцуют, с отпавшими челюстями и благоговением в глазах. Вот
нервничающий тенор, чего он тут прыгает, пусть распевается. Но нет, голос
дивы подобен магниту и, не дослушав, уйти невозможно.
Джерард. Что-то в его лице задержало Хедер. Восхищен - да. Удивлен -
да. Но как-то странно удивлен.
- Не может быть, не может быть, - говорил он, покачивая головой. - Нет,
ну надо же... не может быть!
Тонкая, знакомая улыбка тронула его губы. А через минуту, стоило Хедер
отвернуться, он уже нырнул в декорации, и только его видели. Больше ни один
человек за кулисами не пошевелился! Что он задумал? По спине Хедер пробежал
холодок. Пусть только попробует выкинуть какую-нибудь штуку.
Приближалось время третьего дуэта, и это волнение так захватило
мистрессу, что она даже забыла о Джерарде. Тенор нервничал очень сильно и
Хедер испугалась, как бы не пропал голос у певца. Но все оказалось еще хуже!
За пять минут до выхода этот господин куда-то убежал, а посланная на поиски
Фиалка пришла, не зная, плакать или смеяться, и сказала, что тенор сидит в
уборной и явно оттуда не выйдет в эти пять минут.
Хедер поглядела на часы и сочла уместным объявить антракт. Пусть люди
погуляют, подышат, поделятся впечатлениями. Дива Мариско жеманно улыбнулась,
отправляясь в гримерку, прощебетала, что все очень прилично, что театр
"маленький, но милый, душа моя, очень милый", и что она надеется исполнить
третий дуэт "с кем-нибудь весьма симпатичным, вы же подобрали, верно?" Хедер
возблагодарила в душе снобистскую привычку известных певцов репетировать
партии по отдельности и приходить только на представление. Может, еще
удастся заменить тенора? Но кем??? Мальчики, бегающие при театре, все одно
не потянут...
Маранжьез сообщила, что певец вроде как оклемался за антракт и даже
возможно будет здесь!
Занавес пополз вверх. Первые завораживающие ноты. Музыка Дорра всегда
находилась на грани приличия - дерзкая, напряженная, нереально чувственная.
Мариско играючи продемонстрировала парочку переливов нижнего регистра -
этакое любовное мурлыкание львицы. Под мужчинами в зале явно вспотели даже
сиденья. Хедер всерьез забеспокоилась, не выпустят ли рабочие сцены из рук
канаты. Этим деревенским битюгам в принципе было наплевать на высокое
искусство, но тут шел однозначный призыв не к сердцу и разуму, а к плоти
человеческой, которая, как известно, слаба. Маранжьез со свистом втянула
воздух и, глянув на мистрессу, развела руками - мол, запредельно. Нам до
этого далеко. Где-то в глубине, покусай его псы, замаячил застегивающий
штаны тенор. Выражение его лица было кислым и задумчивым - а не вернуться ли
обратно в уборную. Хедер энергичными и не очень приличными жестами пыталась
показать ему, что уже пора.
Но незадачливый певец еще и не дополз до своего края сцены, а уже
опоздал.
Кто-то очень удивленно выматерился. Кажется, это была Джорданна.
- Мадам Хедер, - зашептала подбежавшая Рэми. - Боже мой, мадам Хедер...
- Это не боже, Рэми, - спокойным голосом смертницы отозвалась
мистресса. - Это - идиот.