"Анхель де Куатьэ. Возьми с собой плеть (вторая скрижаль завета) ("В поисках скрижалей" #3)" - читать интересную книгу автора

следит за происходящим на земле.
"Он ведь тяжелый, а облака мягкие! Как Он может на них сидеть?!" - эта
безукоризненная детская логика давала маленькому Илье ощущение силы и
уверенности.
Потом начались трудности подросткового периода, и многое переменилось в
Илье. Сам того не заметив, он вдруг начал молиться. Он словно бы
разговаривал с кем-то там - наверху. Понимал, что ему не ответят, но он и не
нуждался в ответе. Выслушают, прислушаются, поймут - и на том спасибо.
А еще он почему-то был абсолютно уверен тогда, что ему помогут.
Послушают, поймут и помогут. Да, он просил о помощи, причем, словно бы не
Бога просил, а какого-то своего "старшего товарища". Бог - это тот, кто не
отказывает. Так, по крайней мере, Илья тогда чувствовал.
Он не выбирал себе ни веры, ни конфессии. Не из чего было выбирать.
Православие только-только стало восстанавливаться - что уж говорить о других
церквях! Впрочем, он и не чувствовал, что принадлежит к какой-то конкретной
религии. У него были "личные отношения" с Богом, отношения, не требующие
посредников или переводчиков. Тет-а-тет отношения.
Если бы его тогда спросили, верит ли он в Бога, то он бы, наверное,
ответил, что не верит, а знает, что Он есть. Сейчас бы он оценил этот свой
ответ как наивный и высокопарный, но тогда он так не думал. В сущности,
забавная игра слов - "веришь" или "знаешь"... Он чувствовал, что знает - Бог
есть. Ну, может быть, не Бог, а Нечто - что-то "почти как Бог".
Православие, к которому он тогда пристал, производило на Илью
двойственное впечатление. Завораживающий гул колоколов на звоннице, золотые
маковки церквей, заброшенные, полуразрушенные новгородские монастыри, тихие,
умиротворяющие лики икон... Все это манило и трогало его сердце.
С другой стороны, неизменно смущали священники - пошлые, толстые,
несмотря на хронический пост, глупые и самодовольные. Плюс к тому - нелепые
обряды, пустые, лишенные всякого смысла проповеди, бестолковые книги о
Христе. Все это ранило и разочаровывало Илью.
Еще его ужасно пугали мертвые слоганы: "спаси и сохрани", "помилуй
нас", "смертью смерть поправ"... Все это напоминало коммунистическую
риторику: "Аенин всегда живой", "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить",
"Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи".
Один раз Илья пошел на исповедь. Он сделал это, желая соблюсти порядок,
следовать всем церковным канонам.
"Чем согрешил?" - спросил его батюшка. И только Илья собрался с силами,
чтобы сказать что-то важное... Как вдруг заметил на себе слащавый взгляд
исповедника. "Признавайся, минет тебе баба делала?" - спросил святой отец и
улыбнулся, как алкоголик, вспомнивший о "заначенной" им бутылке.
Второй "исповеди" в жизни Ильи не было.
Маятник его веры качался из стороны в сторону не один раз. Илья то
верил в Бога, то не верил в Него. То признавал Христа и сострадал его мукам,
то отказывался от Него и перечитывал евангелие от Матфея. То роковое для
религии место, где Христос говорит: "Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?"
Фразу, после которой уже не может быть никакой веры, но только сомнения и
скорбь.
Илья искал правды, ему недостаточно было тезиса: "Верующему не нужны
доказательства, ибо у него есть его вера". У Ильи был опыт общения с Богом,
опыт своей собственной молитвы и того сладостного чувства, которое