"Анхель де Куатьэ. Превращение духа ("Книга Андрея" #1)" - читать интересную книгу автора

Словно медный язык монастырского колокола бился в эти минуты о чугунный
обод, и он смолк вдруг, внезапно, замер в дрожащих руках звонаря...
Заратустра медленно повернул ко мне голову. На его длинных, густых ресницах
блеснула слеза, он глубоко вздохнул и после паузы прервал молчание:
- Желание быть сверхчеловеком, может быть, и похвально, не знаю... - он
печально улыбнулся. - Но ведь никто не был еще человеком. Есть песня, да нет
у певца ни слуха, ни голоса. Нельзя человеком быть в одиночку. Понимаешь? Не
получается...
Сто лет был я окутан холодом сверхчеловеческого одиночества, сто лет. Я
хотел быть сверхчеловеком, я стал им, я был им, я устал... Все это ровным
счетом ничего не стоит.
Человек не может быть один, но будет он одинок, пока не станет самим
Собой для Другого. Как сиять росе утренней, если не ласкает ее луч
солнечный?
Как же просто быть самим Собой! Руку подай - и все. Но те, от кого ушел
я сто лет назад, не могли именно этого. А я ведь принимал их за людей...
Глупо, да? Зачем, мертвец, ты пришел ко мне? Хочешь ли ты теперь жить?
- Да, - ответил я сдавленным голосом.
И тут же испуганное сомнение пронзило меня изнутри: "Он мне не
поверит!"
Заратустра улыбнулся:
- Не следи за собой, хватит шпионить. Я знаю, что ты хороший, знаю. Ну
чего ты боишься? - его слова звучали, как шелест шелка, он смотрел мне прямо
в глаза, улыбаясь своими глазами. - Что же ты? Не доверяешь себе, канатный
плясун? Самому Себе, и не доверяешь... Плясун, я пришел с тем, чтобы ты мог
танцевать. "Я поверил бы только в то божество, которое умело бы танцевать".
Помнишь?
Заратустра тихо рассмеялся, снедая мое смущение.
- У меня не получится, - эти слова скользнули с губ моих сами по себе,
словно один только выдох.
- Ну вот, можешь же не шпионить!
И в тот самый миг я впервые ощутил, что это значит "быть самим Собой
для Другого". Но уже через сотую долю секунды мой "шпион" снова вернулся. Я
смутился, кровь ударила мне в лицо, я затараторил:
- Зар, во мне есть все человеческое, что ты перечислил. Правда, не
смейся! И стремление делать добро, и желание строить свою судьбу, меня душит
стремление к знанию, свободе, черт бы ее побрал! Я оказываю предпочтение и
сомневаюсь, да! Я стыжусь своего высокомерия, но оно есть, от этого никуда
не деться. Я, наверное, испытываю самолюбование, наверное. И торгую духом,
созидая. Я отрекаюсь от самого Себя - это точно. Прости, наверное, я не тот
канатный плясун, которого ты ищешь, ты обознался.
И выпалив все это, бог знает зачем, я испытал такую обиду, такое
отчаяние... Я снова не верил себе, я не верил тому, что сам и говорил. Да,
человеческого во мне с избытком, но я не мог позволить себе не быть
"канатным плясуном" для моего Заратустры. Я боялся потерять его, я слишком
долго его искал. Закусив губу, я пытался справиться с собственным
противоречием - или быть честным, или быть настоящим.
- Ты пришел, - тихо ответил он моему молчанию, - значит, ты искал.
Многие выходили на этот берег, но только ты заметил паромщика. Ты еще хочешь