"Анхель де Куатьэ. Медовая Жертва ("Книга Андрея" #3)" - читать интересную книгу автора

стены слабости.
Синоним одиночества - страх. Переступить границы себя, избавить себя от
границ - вот чего человек боится по-настоящему, вот от чего чувствует себя
одиноким. Он подобен мертвецу, он исключен. Чего же бояться ему теперь?
Страх ради страха - вот безумие одиночества. И чтобы оправдать
бессмысленность своего страха придумывает человек монстров, их он поселяет в
себе, сам себя ими пугает, пугается и боится.
Так я думал и тем временем прошел мимо странного человека, сидящего на
обочине дороги. Лишь его чернота, а он был весь в черном, зацепила мой глаз.
Я остановился.
"Он подобен камню - так он черен! Он скрыт в самом себе, он заключен в
казематах слабости и страха. Каких-то демонов видит сейчас одинокий человек
этот в своем забытьи?" - подумалось мне, когда я смотрел на это странное
существо с одним глазом.
- Милейший! - позвал я незнакомца, заглядывая ему в единственный глаз.
Ответа не последовало, глаз недвижимо смотрел внутрь и видел, как мне
показалось, что-то ужасное или, может быть, великое, что-то, вводящее в
полное оцепенение.
- Привет! А-у, я тут... - протянул я.
В ответ единственный глаз незнакомца медленно пошевелился, но и только.
- Все хорошо, опасность миновала, можно очнуться, - говорил я, как
анестезиолог, приводя и сознание пациента, выходящего из наркоза после
тяжелой операции.
- А? Что? - растерянно, еле слышно прошептал одноглазый.
- Я говорю: привет! Все хорошо...
- Ааа! - заорал он вдруг, словно бы увидал что-то чудовищное, и
отшатнулся, закрываясь от меня трясущимися руками.
- Ну брат, довольно, - с утрированной серьезностью произнес я. - Давай,
бери себя в руки, и хватит дурака валять. Ты кто?
- Кто ты?! - продолжал вопить незнакомец.
- Да, плохо дело...
- Я - дающий благословение! - взбеленился вдруг мой очумелый
собеседник.
- Ничего себе! - я был потрясен, это точно. - Благословишь? -
прагматично поинтересовался я.
- Я больше не благословляю! - его голос зазвенел в удивительном
раздражении, сбиваясь на высокую ноту.
- Тогда ты уже "не дающий благословения", - спокойно резюмировал я.
- Бог умер, я отпеваю Его.
- Чего ради?
Одноглазый рассерженно передернул плечами и, исполненный благородного
негодования, сел ко мне боком, демонстративно обхватив руками колени, как
трехлетний ребенок, которому не дали обещанной конфеты.
- Умер Бог, которого не было, - сказал я, усевшись точно таким же
образом. - Ты оплакиваешь себя, благословивший собственное горе.
- Откуда ты знаешь? Ты друг этого безбожника Заратустры?
- Твой взгляд обращен внутрь тебя, но у тебя внутри нет ничего, кроме
тебя самого. Что умерло в тебе, что бы мог ты оплакивать?
- Умерла моя жизнь, - прошептал дающий благословение и расплакался.
- Умирает в тебе человеческое, а жизнь твоя пока только поблескивает.