"Анхель де Куатьэ. Медовая Жертва ("Книга Андрея" #3)" - читать интересную книгу автора

Когда строим мы фразу свою, Жизнь не способные в ней уместить и полноту
Жизни теряющие, осуществляем мы вивисекцию холода.
Чем же являются для нас слова наши и череда слов бесконечная, если не
иглами острыми, как ледяные сосульки! На них-то и распята жизнь наша, словно
агнец, живьем освежеванный, растянута она и иссушена и Жизнью быть
неспособна!
Не по лесам и лугам, не по горам и долинам, не по озерам и рекам
изучаем природу мы, но по пейзажам и картам слов наших! А потому не живем
мы, но ходим по галерее картинной или по мастерской чертежной! Одна дана
жизнь нам, но ее мы тратим на созерцание, а не на Жизнь!
Многое могут слова, многое! Переозначивание - вот заветный конек их,
что неведом мудрецам нашим! Ибо если бы знали они о возможности
переозначения, то не стали бы и обозначать, и многое стало бы ясно им. Но не
знают они, не знают, что картину реальности нашей с ног на голову
перевернуть можно, означаемое переозначив!
Дурную игру затеяло слово, да нет в нас к словам своим критики, ибо
сами стали мы теперь словом! Перестали мы Жить, но стали играть в жизнь,
бросая кости слов на белое сукно морозного нашего савана. И не заметили мы,
что это свои кости мы бросили!
Не верю я слову, но знаю я, что лучше уж переозначить, чем льститься
ошибочным означением. Ибо обманулся человек, когда крест означил белой
ослицей, а было бы сказано на горе Елеонской: "Принесите Мне крест, а ослицу
хозяину ее оставьте", - то, верно, избавлено было бы человечество от
двухтысячелетнего бреда, что прославляет любовь, делая близость Двух
невозможной.
Когда же любовь назовут одиночеством, тогда только и станут люди не
образ искать, но человека. Когда же найдут они человека, тогда только и
прекратят пляску свою паяцы одиночества нашего - чувства.
Когда откажутся люди от слов, тогда только и будет их ощущение правдой,
пока же бред слов порождает чувств безумных галлюцинации. Безумие - синоним
речи".
Я замерз, сидя в подсобке. Да, правду говорят: "Холоден лед познания!"
И руки мои окоченели писать слова о словах.
Но вошел Зар, разгоряченный веселой борьбою своей со снегом, накинул
мне куртку на плечи, и стало тепло. Вот оно, дело, что должно быть в Начале:
забота о Другом.
Не работает Зар, но Смеется он и Танцует! И слышу я Смех его, и вкушаю
я его Танец, и ощущаю близость, счастье которой лишь Двум известно.
Я счастлив.

О ПРОХОЖДЕНИИ МИМО

Когда Заратустра покончил со своими делами, мы пошли домой. Мы шли
длинными улицами города моего, где я родился и вырос. Красивы в городе этом
фасады зданий, красивы, да холодны.
В холоде города этого лучше ощущаю я свое тепло и тепло Другого.
Замерзают чувства мои, что не дают мне покоя и, подобно шутам
обезьянничающим, вьют из меня веревки.
Не любят мой город за его мрачность, а я же люблю мрачность эту, ибо
делает она явственнее мой свет и свет Другого. А я нуждаюсь в этом, ибо