"Алан Кубатиев. Цитата из Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

оранжевый шнур. Есть! Басовый свист, треск оставшихся вязок, и плот
разворачивается огромным черным тором.
Мощная волна прокатывается через перекошенную палубу, закачивает в меня
ведро горько-соленой дряни, одновременно смывая на воду плот. Толкнув нож в
ножны, я подтягиваю плот за швартов и переваливаюсь на мокрую резину.
Отсеки плавучести не дают кораблику затонуть сразу. Ветер, как назло,
усиливается, волна до пяти баллов, и яхта кренится все неотвратимей.
Двадцатиметровый линь все еще связывает нас, и плот изрядно отдрейфовывает
под ветер. Осталось совсем немного, и я, улучив миг, когда один вал прошел,
а другой еще не накатил, бросаюсь в воду и плыву своим лучшим кролем к
"Белке".
Вода в кормовой каютке ровна и тиха. Ныряю и начинаю со всей возможной
осторожностью доставать бурдюк с аварийным водозапасом. В ушах, словно в
рассказе Лавкрафта, гремит музыка, и меня начинает разбирать истерический
смех, когда я понимаю, что невесть почему, скорее всего от удара, включился
водонепроницаемый плейер, крутящий по умолчанию последнюю запись - нежное и
грустное "Погребение" из "Альзо шпрахт Заратуштра"... Спина трещит, но я
выволакиваю бурдюк и второй мешок на залитую палубу, подтягиваю плот и
скидываю в него бурдюк, второй аварийный мешок и еще что-то, подвернувшееся
под руку.
Отдышавшись, ныряю к форпику и барахтаюсь, выволакивая гидрокостюм.
Если "Белка" начнет тонуть; я просто отпущу ходовой конец узла...

"Белка" - не просто лесная зверюшка. Так в нашей когда-то развеселой
яхт-компании звали жену Гора, рыжую красавицу, мягкую насмешницу и чудную
поэтессу.
Белку накрыло почему-то самой первой. Четверо суток она пыталась
остаться с нами, а мы держали ее, буквально держали, сидели и держалн за
руки, трясясь от ужаса, что может затянуть и нас... Лицо Белки было страшнее
всего, что мне приходилось видеть в жизни: на нее накатывало - и отпускало,
и опять накатывало, дикие скачки лицевых мышц, белые глаза, изорванные губы,
кровь, ползущая по подбородку...
Мы чувствовали себя колдунами дикого племени, пытающимися спасти
прокаженного эпилептика. Ей кололи дикие дозы наркотиков; на пределе
допустимого, но не действовал даже героин. А потом она с невероятной силой
разорвала наше кольцо, встала с этой их паскудной улыбочкой и пошла... Гор
кинулся за нею и не возвращался два месяца. Потом он пришел и никогда ни о
чем никому не рассказывал - ни закадычнейшему Ваське Млынарю, ни всехнему
советнику Мише Давыдову, ни утешительнице Ленке Терзиян. Вел он себя так,
будто нигде и ничего, но по ряду мельчайших деталей мы, особенно я,
догадывались: что-то делает. Через время он связался с Движением и потопил
два АПовских катера Но потом ушел и оттуда. А теперь отовсюду сразу.
Кстати, остальных тоже нет. Никого, кроме Гора и меня. Они тоже хотели
уйти в море насовсем, когда, наконец, поняли, что происходит, но не успели.
Все это крутится в моей голове, а руки-ноги-задница продолжают делать
свое совершенно автоматически, и это хорошо, потому что Гора нигде не видно,
а отчаяние меня доконало бы, оно все равно вгрызется потом, но сейчас
отсиживается в засаде и не мешает выживать. Не знаю зачем.
Фал натянулся, рванулся раз-другой, и снова натянулся, визжа о резину,
и стало понятно, что "Белка" тонет. Омертвевшими пальцами я раздергиваю узел