"Алан Кубатиев. Цитата из Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

чудилось, что каждая его глодала... Кстати, о рыбе. Ну-ка пощупаем... Ага,
прекрасно вялятся. Сасими, как ни странно, даже из только что пойманной рыбы
оказалось невкусным. А вот чуть подвяленная... и почему я радуюсь этим
пустякам...
Аварийный запас продуктов, так удачно вытащенный из кубрика, был
рассчитан месяца на два. Калории-малории, пусть пока лежит. Есть ружье с
надежной стрелой, есть сетка для планктона, вот и поживем... Чисто для
удовольствия припоминаю, что еще в наличии. Пятикилограммовая банка
ветчины... двухкилограммовая банка ореховой смеси - арахис фундук, лещина,
миндаль, кешью, нежнейшая макадамия и грецкие, все, к сожалению, присыпанное
солью... килограмм кураги с изюмом в запечатанном пластиковом пакете... семь
кило крекеров... банка американских мультивитаминов... банка пеммикана...
Обычному кораблекрушенцу этого хватило бы... ну я не знаю на сколько.
А блаженнее всего нейлоновый бурдюк на пятьдесят литров со специальным
клапаном... Но это, опять-таки, пускай лежит... Три флотских опреснителя за
бортом, при удаче выдают до двух литров воды в день. Маловато, конечно.
Однако ведь выпаривается и больше, скажем честно. Хотя бывает и меньше.
Правда, один вот-вот скончается. Ну ничего, еще пара в запасе. Чем не
счастье? Чем не радость? Робинзон Крузо спятил бы от ликования. Второй раз,
и окончательно, он спятил бы, глядя на то, как я швыряю на всю эту груду
сокровищ открытую канистру с бензином, а на нее факел. В воображении. В
реале-то кишка тонка...

"Белку" разломил кит. Или кашалот. Или кто-то еще.
Ночь была тишайшая, мягкий, ночной бриз, все Созвездия невероятно
ясные, "видно, хочь голки сбирай", как сладко выпевал Вася Млынарь в нашем
последнем клубном симпосионе - этим дивным словом еще с университетских лет
мы именовали дружеские попойки. Вахта принадлежала Гору, кораблик полз на
авторулевом, и вахтенный, он же капитан спустился в камбуз зарядить
опустевший термос чаем. От кофе на Гора нападала могучая изжога, его
единственная телесная слабость. Мне слышно было сквозь дремоту, как он
сварливо бормочет себе под нос: "Отпусти нас в Апеннины, где священный Рим,
под напевы пианины мы его узрим..." Непохоже, что это из его любимого
Шекспира, которого он, как Эдисон, знал наизусть на двух языках. Потом Гор
поднялся на палубу, и больше мы не виделись - по крайней мере, в этой жизни.
Удар был такой, что меня при моем тогда немаленьком весе швырнуло о
противоположный борт, а от негона пол. Свет гаснет. Затем, словно из
гидропушки, хлестнул вал. Откуда - с носа, с кормы, - разбирать было
некогда, все вокруг переворачивалось вверх ногами, и отовсюду била вода...
Воды набралось почти сразу по пояс, а через мгновение она поднялась по
грудь. Выдернув нож, на голом рефлексе ныряю и вслепую режу линь, крепящий
мешки с аварийным запасом. Сердце грохочет, словно компрессор, воздух в
легких от бешеной работы кончается почти сразу, приходится удерживать себя в
воде, потому что тело рвется глотнуть кислороду, а времени тю-тю. Вокруг
бурлящий хаос и полная тьма. Линь, наконец, лопается, мешки сдвигаются, и я,
что есть силы оттолкнувшись, бью ногами в люк и вылетаю на палубу.
Кораблик наш стремительно уходил в воду кормой кверху, Гера на палубе
не было. По левому борту торчали какие-то обломки, но разбираться с ними
некогда. Плот принайтовлен к кормовым креплениям, и я начинаю полосовать их.
Потом во вдохновении отчаяния проползаю под тент и что есть сил рву