"Андрей Кучаев. Sex Around The Clock. Секс вокруг часов" - читать интересную книгу автора

Тут мерещился какой-то обходной путь. Без грязи.
И в жизни этот образ, как намек на обходной маневр, преследовал его.
Мальчик-урод мог быть зачат не обычным образом.
Грязи и так хватало.

Война обернулась для Ленинграда блокадой. Всех нужных ей людей власть
вывезла. Композитор тоже попал в нужный список, разумеется с семьей. Правда,
без сестры, она в тот момент как раз вернулась из ссылки, но речи не могло
быть о ее эвакуации. Негодование брата трудно было описать! Но ему в резкой,
кстати сказать, форме дали понять, что если не хочет - может не ехать, а о
сестре пусть и не заикается. Разумеется, он отправил жену с детьми в Казань
к родне. Последним самолетом. Сестра уговаривала лететь, но знала, что он
откажется. Она боялась остаться одна без его защиты. Она верила в его
неуязвимость. Сама, к сожалению, ею наделена не была.
Наш гений остался. Голодать с сестрой и с остальными. Они постепенно
переселились в одну, самую непродуваемую комнату, где окно было частично
забито после бомбежек и обстрелов, частично его затыкали одеялами наши новые
обитатели, когда стекла вылетали от близких попаданий. Нежность и хрупкость
их отношений - вот что было, действительно, неуязвимо! Как всякая чистота.
Такими они и остались. О композиторе словно забыл остальной мир.
Не усмешка ли судьбы? Или власти? В такой форме намекать на ненужность?
Есть ли тут какой промысел?
Безусловно. Гений остался со своим народом там, "где народ к несчастью
был". Тот народ, который и выдержал это испытание.
Вчера великие - их теперь было двое среди музыкантов и всего двое
осталось среди поэтов - на своих плечах держали полость, переполненную серой
массой, - сегодня они оказались ниже народа, как и сама власть. Вот и выпало
непризнанному гению быть рядом с простыми, "непризнанными" людьми, без
посторонних. Наверное, иначе и быть не могло.
Музыку его знали немногие. О, это была великая музыка. Он писал ее всю
войну. Из-за ноги - последствия трещины в колене, - хромота так и не
прошла - его не взяли на фронт, он рыл некоторое время укрепления, но и от
этой работы его освободили. Лишь на дежурствах он порой залезал на крышу, но
толку от него было маловато, и его уговорили уходить пережидать налеты в
убежище.
В войну была написана грандиозная Ппятая симфония. Исполнять ее было
некому. (Он не знал, что за первые полтора месяца блокады была написана еще
одна великая симфония, и ее автор вместе со своим детищем и двумя детьми был
вывезен в безопасное место, где состоялась премьера).
Жданович заканчивал опус в нечеловеческих условиях: еда кончилась
совсем, они питались противозачаточными шариками гомеопатического свойства,
большая банка которых сохранилась у сестры. Нашлась эта банка совершенно
неожиданно, когда сестра заболела. Он, ухаживая за ней, догадался, что она
стесняется показать препарат ему и прячет банку, даже не догадываясь, что
его можно принимать вовнутрь уже как пищу, а не как когда-то она принимала
его во время своих далеких романов и связанных с ними опасений. Он наткнулся
на сосуд случайно, когда искал что-то приспособить для ночного судна
больной.
За период ухаживания за сестрой гений полностью избавился от