"Андрей Кучаев. Sex Around The Clock. Секс вокруг часов" - читать интересную книгу автора

Пойду что ли вымоюсь?
У "мамки" она живет, возможно, в сарае для коз, где-нибудь в Красково,
но должна с понтом вести себя, как будто кроме пентхаузов ничего отродясь не
видела. Кстати, в человеческой обстановке она, наверное, была последний раз
в деревенской наемной горнице, когда пыталась учиться в техникуме Козельска,
Зарайска или Жиздры. Столько книг вместе она видела, пожалуй, только в кино.
Я понял, что она занюхает разочарование в ванной без свидетелей. Нос у
нее был создан для этого и уже чуть "выгорел" - побелел на самом пятачке.
Дурь я курил безуспешно на югах в молодости. В Амстердаме я пробовал
траву, купленую у негра, по-моему, это было чистое парево. Еще в Неаполе
(турпоездка! Ужас группы!) в диско, во времена панк-движения, с тем же
эффектом. Кокаин я нюхать боялся, мой двоюродный брат попадал в Сербского
регулярно за как раз кокс. Короче, поздно осваивать в угоду моде. Мне выше
крыши хватало проблем с алкоголем. Тут я был доктором, профессором. Гребаный
шестидесятник. В дурдоме мне молодой наркоша так и сказал: "Чего с водярой
мажетесь? Опиум чище, а по эффекту - несравнимо. Другой кайф, пора
осознать!!"
Сережку из уха я вынул в прошлом году и смотрел на старперов с серьгами
с плохо скрываемой брезгливостью, за исключением седых байкеров в коже.
- Где ты видела стариков? - я любовно смешал спирт с лимонным
концентратом в лабораторной посуде. - И вообще - ты тут перестань изображать
мадам Робски. Ты забыла, где загорела?
- Ну и что? - она высунулась из совмещенных удобств со спущенной
мини. - Нас в училище в Жиздре был целый интернационал! Даже из Камеруна
одной письма писал папанька!
- Вот ты сама и продолжай писать, маманька! А про кокаин смотри по
ящику крими!
Негритянка уже плескалась в сидячей ванной. Спирт, конечно, согрелся. Я
бросил лед в два стакана и разлил продукт. Я предвкушал кайф, под который
можно не торопясь вспомнить главное в минувшем дне - открытую дверь, солнце
на крышах, голос без лица. Небесное воркование. И что последовало потом. Я
хорошо отхлебнул, пьяный я начинал любить плохую литературу с ее дешевыми
эффектами.
"Что-то сейчас делает леди Гвиневера? А та? Другая? - и такая боль и
такой стыд от своего малодушия захлестнули меня, что взвыл в голос. -
Неужели расчет? Из-за книжки?"
И мерзко стало. И ответ не был однозначным. Молча смотрели на меня
мамины вещи. Укоряли?

После смерти матери исчезли мои ангелы-хранители: "Выплывай один!"
Мои грезы прервала голая негритянка. Рабыня-Пизау-ра. Она набросила
желтый махровый халат, плюхнулась в любимое мамино кресло и потянулась к
выпивке на журнальном столе - ляжки раздвинулись, но выстрел из Кодорского
ущелья или из джунглей Ла Платы не достиг цели. Я понял, что и с ней у меня
ничего не получится.
Я подождал, когда она хоть чуть потащится от пелевинской смеси - спирта
с коксом. Она сама перешла на кровать и легла. Пока шла, я убедился, что
задница у нее была совершенно занзиабарской лепки: я в передаче Крылова раз
такую видел в африканской Рязани, еще до катастрофы, - чуть не кончил. Тут
же - никакие ухищрения не помогали. "Все-таки ее предки были невольниками, и