"Андрей Кучаев. Sex Around The Clock. Секс вокруг часов" - читать интересную книгу автора

Есенин и Мейерхольд, каждый по-своему, плохо кончили, но держались
великолепно, никто лица не потерял, что бы ни злословили пошляки. Главный
враг - пошлость. А путь к ней - лицемерие, серафическая проповедь,
ханжество, мелкость притязания, грязца неталантливого прозябания вне. Вне
Поэзии. Духа. Музыки.
Что же требования плоти?
Блок? Секс отдельно, Прекрасная Дама - отдельно?
Что-то от обета. Потому и нарушается... Проще. Проще!
А если подойти к избраннице и сказать просто, честно, как в новоязе: "Я
хочу связать себя с вами узами брака!"?
Но сначала надо найти.
Дело за малым.
Можно поймать автора этих строк, этого словесного портрета как раз на
слове: не было ли сказано, что в каждом обожании провидел наш герой потерю и
разрыв? Было сказано. Но предчувствие, провидение не избавляют от
необходимости жить. Мало что кому чудится? И Гений имеет право считать себя
простым смертным. Он даже обязан таковым считать себя. Он и считает. Как раз
не считает он себя Гением! Только посредственность мыслит себя исключением.
Или безумец. "Председатель земного шара" Велемир Хлебников, "гений Игорь
Северянин". Безумства на грани гения. Гений прост. Видит все и ничего не
видит. Он живет только настоящей минутой, иначе он не гений, а гениальный
начальник планового отдела. Бухгалтер.
Главная тайна - гений был закрыт от самого себя.
Такое не просто дается. Воля, воля и еще раз воля. Ничего, что принято
считать самоанализом.

Он сам с собой говорил на новоязе!

Здесь надо отречься от всего сказанного, потому что он сам не
подписался бы ни под одним словом, что подобраны в "синкретические" ряды,
приведенные выше, но мы рисуем портрет, и, отбросив попытки уловить сходство
и проникнуть в тайну музыки, займемся чистой фотографией - нынче в моде
коллажи и фотоинсталляции, всякая такая эффектная "наглядная агитация" в
духе Уорхолла и его далеко убежавших китайских и французских последователей.
К сожалению, Россия уже тогда переставала быть культурной страной в
европейском понимании, поэтому лучше отнести первое серьезное событие в его
жизни, связанное с сексом, в пору, когда Россия еще была похожа на
культурную страну, по инерции - примерно, в начале двадцатых годов. Ему
потому и пришлось обитать и в двадцатые, и в тридцатые, и далее -
ущемленно, - только сейчас ему не осталось места, - потому, забегая вперед,
скажем: он жил между началом прошлого века в России и его концом, то есть
концом России. Если кто-то считает, что Россия жива, то можно сказать иначе:
Владислав Жданович жил между началом последнего века России и его концом. То
есть он жил с 22-го года прошлого уже века в полном и абсолютном
одиночестве. Можно сказать, он вовсе и не жил!
Гибнуть, точнее, издыхать культура начала незадолго до 17-го. Можно
было бы с натяжкой назвать это охранительным самоубийством. Инерция длилась
до 22-го - ведь художник - еще и провидец поневоле. Потом была инерция
инерции. Пир во время чумы. Невероятная смесь дикости и драгоценных
обломков. Погибли сначала литература и поэзия, потом живопись и театр.