"Василь Кучер. Плещут холодные волны (роман) " - читать интересную книгу автора

и женщин". И тут ему почудилось, что он услышал их полный отчаяния крик
среди разбушевавшегося моря, среди огня и смерти. "Только бы эти успели.
Должны успеть. Конвой сегодня, кажется, надежный. И море тихое. Хорошо
видно..."
Корабль до самых краев уже был набит ранеными, которых доставили
раньше. Именно в это время и привезли на пристань полную автомашину детей.
Они были худые и истощенные. Две санитарки, три какие-то старушки да еще
шофер снимали детей с машины, устраивали их в тени ящиков со снарядами,
сложенных в штабеля. Дети плакали, звали матерей, пытались убежать обратно
через портовые ворота.
На корабле в последний раз потеснились раненые, и команда приготовила
место матросам, лежавшим на пирсе. Вахтенный подал знак санитарам, те
бросились к носилкам. И тогда матрос с новыми костылями крикнул санитарам:
- Полундра!
Санитары удивленно переглянулись.
Матрос кое-как доковылял до старушки, которая прижимала к груди
крохотную девчушку, спросил:
- Чьи дети, мамаша?
- Сироты, - тихо, но так отчетливо, что ее услышали все, сказала
старушка. - Отец на фронте погиб, мать - бомбой... Сироты несчастные...
- Слыхали? - спросил матрос.
- Слыхали, - глухо откликнулись раненые.
- Ну так что, братцы? - спросил матрос.
- Давай детей, - глухо проговорил один из раненых, словно простонал.
- Давай! - послышалось со всех носилок. - Детей давай...
- Им еще жить да жить, - со вздохом молвил тот, что на костылях, и, еще
раз глубоко вздохнув, лихо сбил бескозырку на затылок.
Старушка низко поклонилась и засеменила по шаткому трапу на корабль,
прижимая к груди напуганную, желтую, как воск, девочку.
Матросы с корабля, словно по команде, бросились на пирс и по живому
конвейеру начали передавать детей на палубу. Они весело перекликались друг с
другом, словно качали детей на руках, и дети от этого стали умолкать,
вытирая кулачками заплаканные глаза.
Медицинская сестра, черноокая и тонкобровая Оксана, которая привезла
моряков из полевого госпиталя и только что добивалась для них места на
корабле, спускалась по трапу притихшая и помрачневшая, уступая дорогу детям,
плывущим над головами матросов. Даже теперь, в смятении и досаде, она шла
легко и уверенно, зная себе цену и словно сама любуясь собою. Тяжелая и
густая коса венком обвила голову девушки, оттеняя белизну лица, и никакая
пилотка или мичманка не могла удержаться на ее волосах. И чтоб кто-либо не
подумал, что она не имеет ни малейшего отношения к фронту, Оксана заткнула в
боковой широкий карман халата свою пилотку с красной звездочкой. Это и был
единственный признак ее причастности к медицинской службе Черноморского
флота.
Она подошла к раненым матросам, и те впервые увидели свою сестру
растерянной: длинные ресницы часто дрожат, уголки губ нервно подергиваются,
и вся она вздрагивает и чуть не плачет.
- Как же это? - тихо жаловалась Оксана. - Что теперь будет? Там уже
некуда и иголку всунуть, я еле упросила командира, чтобы взял вас. И он
согласился, когда услыхал, что вы из бригады Горпищенки. Командир корабля