"Леонид Кудрявцев. Вторжение" - читать интересную книгу автора

забыть о том, что было. Потому что теперь у него другая, мирная жизнь. И
можно даже познакомиться с какой-нибудь девушкой. Если, конечно, она
захочет иметь с ним дело. А захочет ли?
Когда он задавал себе этот вопрос, ему вдруг становилось плохо,
хотелось плакать, пить вино, чтобы забыться, и стрелять в холодную,
мертвенно-бледную луну из крупнокалиберного пулемета, чтобы хоть кому-то
отомстить. За то, в чем были виноваты все. Все, кто - вокруг, кто спешил
по утрам на работу, рассеянно поглядывая на часы, думая о девушках и
танцах, которые будут вечером. А также те, кто возил своих детей в
колясочках по набережным и бульварам, рассеянно присаживаясь на скамейки,
небрежно покачивая маленькое, завернутое в пеленки, сопящее во сне чудо,
которого у него не было. А почему? Почему?
Уж не потому ли все знакомые при встрече с ним прятали глаза,
говорили дутые жизнерадостные слова и норовили поскорее от него
отделаться? Может быть, они чувствовали себя виноватыми? В чем?
А в том, что он был в Лемурии, а они нет. И потому для них он стал
живым напоминанием. А кому понравится напоминание о такой вещи, как
Лемурия?
Именно поэтому он и не мог познакомиться ни с одной девушкой. А
может, просто забыл, как это делается. С ней же надо о чем-то говорить. А
о чем? О рейдах, противопехотных минах, убитых товарищах и двух годах
юности, которые вырвали из его жизни напрочь, а оставшееся место заполнили
кровью, грязью и пороховым дымом?
И можно было только надеяться, что со временем все наладится. А пока
он ждал. Если бы его спросили чего, он бы не смог ответить. Просто была в
нем эта уверенность, что вот-вот что-то изменится, перевернется...
Так было до сегодняшнего утра, когда он, очнувшись от странного,
чужого сна, долго глядел в девственно чистый потолок, а потом повернулся
на правый бок и вспомнил о бабке Меланье.
Да, когда-то давно, тысячу лет назад, еще до Лемурии, он ездил к ней
каждое лето и подолгу гостил. Разглаживая ладонью скомканные за ночь
простыни, он вдруг вспомнил ее старую хижину, на пороге которой она так
любила сидеть, задумчиво глядя на волны, подкатывающие почти к самому
порогу, на суматошных чаек и еще на что-то, что должно было принести
рыбакам богатую добычу. Это у нее работа была такая, у бабки Меланьи -
глядеть на море, чтобы рыба ловилась лучше.
А еще у нее были теплые, шершавые руки, и когда она усаживалась на
пороге хижины, Ипат мог уходить куда угодно на целый день.
Что он и делал.
Поначалу он бродил по берегу моря, любуясь волнами и собирая все
интересное, что оно выбрасывало на песок. Но потом пристрастился к
"походам в глубь побережья". Происходило это так: он уходил как можно
дальше в дюны и садился на песок, в ожидании дождя. Иногда ему приходилось
ждать час, два, полдня, но рано или поздно дождь все же начинался и тогда
происходили удивительные вещи.
Под ударами тяжелых мутноватых дождевых капель ветки съеденных зноем
акманов оживали, покрываясь молодыми клейкими листочками. Из земли
мгновенно вырастали шары фумов. В подземных пещерах просыпались грогусы.
Они выскакивали наружу и, приветствуя дождь мощным ультразвуковым криком,
скакали по камням, безжалостно сдирая с них голубой мох. И пили, пили,