"Демьян Кудрявцев. Близнецы (Роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

параграфы прямо с "ибо" - Старик не принял, звучит слабей. Ладно.
Сколько еще осталось? Без одиннадцати минут?
Он явился где-то без трех четыре. Три-четыре - прошел по залу,
девять-десять - присел в углу. Бумагу он передал соседу, ее, как тлеющий
уголек, все члены Совета в ряд перекинули до - во главе -
Давида, который, стиснув ее в руке, правой нащупывал, где дешевый
каштановый молоток, и ровно в четыре часа с размаху грохнул им посреди
стола.
Все встали. Старик затянул "Надежду", без семи минут официальный гимн.
Через час на свет появился Лева.
А я - пятнадцать минут спустя, когда Бен-Гурион, не снижая темпа, уже
дочитывал полный текст декларации. В Одессе было на час позднее, чем в
ликующем Тель-Авиве, - мы родились четырнадцатого ноль пятого, одна тысяча
девятьсот сорок восьмого года, в восемнадцать с хвостиком пополудни.
Хвостиком долго считался я.

1953

Он ходил по квартире, оставляя в комнатах запах рыбы: тунца в прихожей,
волосатых, как гнезда, мидий - ближе к кухне, и серебристый, еле пойманный
аромат форели заплывал в детскую за (на одну секунду) отошедшую занавеску.
Он мог бы нам стать отцом, Сори любила его, наверное, той последней, которую
так страшно не дождаться и страшно ждать, любовью женщины, не готовой уйти
из дома.
Перед уходом он наклонялся поцеловать белесую проталину от браслета, не
сгибая колен, как бы переламываясь в пояснице, привычным движением
церковного служки или гимнаста, спрыгнувшего с колец, но и это давалось ему
с трудом, с никем не слышимым кряхтением настоящего рыбака, медленно
собирающего снасти, уходящего из дому до рассвета потому, уверены мы, что
боялся куда-нибудь опоздать, как уже не успел отдать вовремя семя и
поэтому - имя.

1946

Впервые он встретил мать года за три до нашего появления, тогда еще
стройную, незаметную в латаном, из шинели сверстанном черт-те чем, и только
с детства седая прядка плавала в толпе на рынке, как никогда не сказал бы
брат - в толчее толкучки, где она пыталась продать часы. В эти годы лучшим
хронометром справедливо казался голод, потому, наверное, не нашлось
покупателей на Breguet, да и мать, как обычно, просила дорого, она была
скуповата и, стесняясь себе признаться, больше любила ходить по рынку,
нежели договариваться; случившись, сделка ставила просто кляксу посередине
ее маршрута.
Только к вечеру, всполошившись, она сбрасывала цену, и чаще всего
безуспешно.
Долгий, как полдень на городских часах, отчим встал, отряхнув чешую с
ладоней, и, улыбаясь, ушел прихрамывая. В тот же вечер он сел на поезд и
впервые оставил наш город сушей. Пока папиросы не кончились
- отчим думал, а всю остальную дорогу спал.
Мать не любила фотографироваться, и по крайней мере один из нас