"Демьян Кудрявцев. Близнецы (Роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

самосад вперемешку с контрабандным "Кэмелом" - он назывался солдатским, и
никто не знал, где воюет та таинственная армия, та-та-танковые ее части.
Вечерами там процветала "мена" - все имело эквивалент. От темных стен
отделялись пары - тело стоило меньше тела. Ходовым товаром считались шмотки,
цацки, брошки, часы-трофеи; по специальным заказам возили "кости", "диски",
"пласты" и, редко, заграничную выпивку: липкий херес, терпкий скоч и
пижонский бренди.
Ближе к западу жили "рыбные". Их артели владели баржами. Что-то
отвратительно мужское было в этих угрюмых лицах и чернеющих штормовках.
Многих дома держали жены, остальные сходились тихо к проржавевшей "Смелости"
и долго, дней несколько, глухо пили. Их никто не любил, но - рыба! Рыба
делала нашу гордость. Рыбы вяленой и копченой, битой, толстой, живой и
мокрой - так хотела страна, и город ежедневно давал ей рыбы. На подводах и
на машинах. Официально и безвозмездно, за казенный и за наличный, в долг, на
память.
Отчим был "межартельной кассой", королем незаконной рыбы.
Только цыгане, вернувшиеся "за балку", смело пялились на него, и
немытые ребятишки бежали, не поспевая коснуться его рукой.

1962

Мой брат был сызмальства следопытом, притом с возрастом пыто- в нем
проявилось сильнее, чем следо- и чем следовало бы, но в детстве поиск
увлекал его все же больше, или, точнее, он искал предмет, а не в самом
предмете, как случалось позже, раздирая и разбирая его по косточкам. До
косточек. Унесите.
Он искал иголку в стогу вчерашнем, предварительно уронив, ключ от дома,
монет копейки, сбежавших шавок и потерянную девками честь-невинность.
Неполных шести от роду он стал гордостью околотка, найдя участковому
стираный партбилет, эта гордость была двойной - не только самой находкой, но
и тайной ее потери, два в одном, как любил говаривать деда Фима, зажимая в
старческом кулаке два зеленых ореха грецких.
Он искал не пришедших из тюрьмы и с фронта, бегал ранней зимой на
почту, он на спор и запах нашел валюту у живого тогда еще Гриши
Слабого - контрабандиста с почти пенсионным стажем, Гришин кореш тогда
дивился, всыпал маленькому горячих. Куришь? - дал пятьдесят целковых.
У брата была мания преследования в ее чистом, семантически-девственном
варианте. Он преследовал и следил. Только так он спасался от слежки сам,
только знание обещало ему безопасность: если он не найдет иголку, кто
узнает, когда иголка прямо в сердце найдет его?
К четырнадцати годам его мастерство не знало границ и меры. Он знал
почтальонов, телефонисток, барышень "справочное" и старушек, он на память и
на зубец выучил расписание поездов, телефоны больниц и моргов, имена и
отчества, дни рождений. Всех, кто когда-либо попадался ему на пути, он
помнил, сортировал, раскладывал по ячейкам и, как выяснилось позднее, время
от времени перебирал, перетряхивал, обдувал, отправлял в запас, на галерку,
к мертвым, подрисовывал жен, работу, добавлял города, болезни, перевязывал
новой ленточкой и старательно помнил дальше.
Именно мой неуемный братец раскопал все скелеты дома. По обрывкам чужих
рассказов, по газетам и документам, по одежде и по мотивам он вернул нам