"Демьян Кудрявцев. Близнецы (Роман Журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

Дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете
вы ему? А скажите ему, что я изнемогаю от любви.
Хаим еще посидел на улице и уехал засветло.

2001

Зачем я вам все это рассказываю, полковник? В том смысле, что я-то знаю
зачем, а вот вы думаете - для чего? То есть вам это надо знать.
Вроде как для работы. Но вы уже не можете оторваться, даже если вас
вдруг уволят. Вы - рожденный в ночи от комиксов и блокбастеров-многоножек,
вы - герой предпоследней битвы, рядовой супермен страны! Вы не бросите все в
начале, вы же будете рыть - хоть рылом, не оставите шить - хоть шилом, хоть
не хоть - у вас нету чойса.
Что вы сможете предъявить мне? Где вы, лучшие люди сыска? Эй,
присяжные, пристяжные, кто мне выпишет наказание - тяжелее, темней, тягучей,
чем все то, что уже прожил?
И что же забавней всего, полковник? Что, сложись оно все иначе, - я б
родился в Иерусалиме, плел бы новости на иврите, по субботам играл бы в
шахматы, раз в году надевал бы форму.
Но она не сказала ни слова, Сара. А мой дед не подал ни тени знака.
И с тех пор история невзлюбила сослагательных наклонений.

Глава 2

Приморский городок на Черном море, где жили моряки и горемыки, евреи,
греки, рыбаки и рыбки, - нет более опасного владенья - more dangerous - моих
memento more.
Одноэтажный дом, вокруг которого, противореча Копернику, вращалась наша
детская вселенная, стоял бы на отшибе, если б у города был центр, но и того
не было. Двухэтажные купеческие дома, конца девятнадцатого, были раскиданы
вдоль по улице имени вождя пролетариата, и в городе, где самого пролетариата
не было, лишь один из них стал "советом", то ли "рай-", то ли "край-" - не
помню.
Остальные хранили уклад хозяйский: лавка - снизу, квартиры - сверху.
Набивалась в них всякая шантрапа: инженеры недостроенного порта,
осевшие командировочные, подрастающий партактив и подрастаявший бывший
торговый корпус. Домовладения - мазаные хаты с дощатым полом и русской
печью, хохляцкой крышей, жидовским гвалтом - были чаще односемейны, до войны
размножением сопротивлялись насилию подселений, а после нее уплотнять стало
некого. Медленно, оглушенной рыбой всплывали еврейки в эвакуации и замирали
под мужиками - кто вернулся - по всей Сибири. Еще долго шли в город письма
из Норильска и Казахстана, и отекшая от колена до протертых копыт-калош
почтальонша,разносила их белой сплетней по утреннему городку.
Послевоенный голод согнал к югу армию уцелевших. Все хотели к теплу и
морю, где, считалось, кормиться проще. Умерший было город разросся вширь
полутьмой хибар, фургонов, мазанок, халабуд. Невдалеке начался
"цементный", на его постройке платили сносно, вечером тертые пылью люди
возвращались домой нестройной, но довольной толпой.
"Внизу" жили портовые и причальные, фартовые и отчаянные, кучковавшиеся
у рынка - между морем, еду дающим, и продающим ее прилавком. Там курили