"Татьяна Кухта, Людмила Богданова. Стрелки." - читать интересную книгу автора

воин, сидевший возле хозяйки. А Мэй вдруг почувствовал, что совсем не
обижается на них. Они принимали его как своего и шутили как со своим. И
он, вскинув скрипку, заиграл.
Играя, он косился на хозяйку, и оттого пальцы вначале не слушались, да и
скрипка была чужая. Но вскоре он освоился и сыграл им подряд все, что
выучил, бродя с музыкантами по дорогам. Потом воины сами запели свои,
воинственные песни, отбивая такт кулаками и чашами так, что стол
вздрагивал. Мэй в растерянности опустил скрипку - его музыка была уже не
нужна. Мальчишка, пошатываясь, разносил вино. Мэй беспомощно взглянул на
хозяйку. Она его будто и не видела. Лицо у нее побелело, невидящие глаза
казались бездонными.
Воин с жесткими глазами вдруг резко встал и так грохнул чашей по столу,
что она сплющилась. Песня оборвалась. Воин обвел всех тяжелым взглядом:
- В песнях мы все храбрые. А что сделали для возрождения рода? 3аперлиcь
тут?
- Ты ведь сам решал, Окассен! - крикнул кто-то.
- Да, решал! - сказал Окассен. - А теперь снова решать надо. Или до смерти
за стенами просидим?
Хозяйка сидела, выпрямившись, стискивая пальцами тяжелый родовой браслет.
Лицо ее было страшным.
- А с кем нам из-за стен выходить? - громко спросил рыжебородый. - Самые
лучшие в земле лежат.
- Значит, выйдем сами, - бросил Окассен. - Пока есть род, мы ему служим.
Жизнью и смертью. - Он вдруг повернулся к хозяйке: - Скажи слово, Хель.
Она вздрогнула, будто просыпаясь, встала. Все взгляды скрестились на ней.
Мэю вдруг почудилось, что она похожа на сверкающий клинок.
- Род есть, - сказала она тихо, и этот голос громом отдался в их ушах. - И
доблесть - не только в песнях. Ты прав, Окассен - нам нельзя оставаться в
Ландейле. Здесь нас видят любые глаза. Мы уйдем.
- Что же, город бросить? - недоверчиво спросил низенький смуглый воин со
шрамом через все лицо.
- Город бросить - все вернуть, Ивэйн, - ответила Хель. - Город нас сейчас
по рукам и ногам вяжет.
- О-сво-бо-дить? - тихо и разделено произнес Окассен, жестким взглядом
впиваясь в Хель. Воины замерли, как будто хмель на мгновение слетел с них.
- Последнее же...
- Есть потери тяжелее, - Хель помолчала, коснувшись браслета. И цели выше.
Помните, как в той песне - исчезнуть, чтобы вернуться. Мы исчезнем...
- И вернемся, - подхватил Окассен.
Все, кто сидел, встали, и виночерпий застыл. Окассен вырвал из ножен меч и
с грохотом бросил его на стол.
- Подчиняюсь тебе во всем, Хель из Торкилсена!
- И я подчиняюсь!
- И я... - один за другим воины клали ладони на рукояти мечей. Мэй,
забытый всеми, большими глазами смотрел на эту странную клятву.
- Значат, решили, - проговорила Хель, касаясь пальцами рукояти меча
Окассена...
Пир продолжался. Снова пели песни, теперь уже громко и бессвязно. Густой
чад стоял в трапезной. С площади неслись веселые вопли. Кто-то уже уронил
голову на стол. Мэй чувствовал, что у него слипаются глаза. Он положил