"Лев Куклин. Повесть и рассказы из сборника "Современная эротическая проза""" - читать интересную книгу автора

щекотал ее языком, и это вызывало легкие вздохи и повизгивания...
По молодости лет я еще не постиг изысканного желания поцелуя в нижние
губы и посасывание женского "язычка", тем более, что Наина с твердокаменным
упорством продолжала все время оставаться в трусах.
Я еще очень любил путешествовать по животу, вылизывать, словно бы воду
из крохотной чашечки самым кончиком языка пупок и те складочки на бедрах,
которые образуются, когда чуть сгибают колени: в этих складочках, всегда
самую малость влажных, языку становилось чуть кисленько...
От Наины порою по-особенному пахло... нет-нет, не какими-нибудь
удушливыми арабскими духами, а теплым парным молоком. В ее домашнем
хозяйстве находилась величавая белая коза по имени Майка и в наинкины
обязанности входила как раз ее вечерняя дойка.
Я воспринимал обеих девушек как составляющую часть окружавшей нас
природы. К примеру - танюрины губы немного горчили, и эта горчинка
напоминала мне вкус ивовой коры, когда прикусываешь молодую веточку...
И вообще Танюра и Наина распоряжались мною как своею личной
собственностью.
Они ласкали меня, гладили, щекотали тонкими прикосновениями сосков,
тискали мой напружиненный орган, а иногда Наина, когда бывала - выражаясь
высоким стилем - в особенно приподнятом расположении духа, обматывала мой
торчащий гордо вверх скипетр двойным оборотом своей великолепной косы и
шутливо грозила:
- Ух, оторву!
- И съем... - подхватывала Танюра, и мы все трое катались от хохота. -
Посолить бы не забыть...
- Это ж надо... - серьезно сказала однажды Наина, - как на молодой
подосиновик похож!
И осторожно поцеловала мой "обабок" в гладенькую лиловую шапочку...
Но конечно же, мой член, топорщась, как сучок, и демонстрируя поистине
деревянную стойкость - не мог находиться в подобном возбуждении вечно!
И рано или поздно девушки понимающе наблюдали за окончательным и
неизбежным обильным выбросом моей юношеской сметанки - куда придется: то на
их живот, то на грудь, а то и на ягодицы...
Тогда кто-нибудь из них приносила из кухни чистую льняную тряпицу и
заботливо обтирали вяло лежащее то, что еще несколько минут назад дерзко и
упруго было воплощением мужской силы...
В наших игрищах девушки позволяли мне многое... за исключением самого
главного: окончательного проникновения внутрь, в заветные тайные глубины...
Так что наши неолимпийские игры оставались если и не вполне невинными, то
чистыми ласками.
Я отчетливо понимал, что самое страшное для Наины и Татьяны, впрочем,
как и для других сельских девчонок, было - забрюхатеть, залететь,
забеременеть, в конечном счете принести в подоле... Несмываемое на всю жизнь
клеймо не только для себя, навеки зачумленной, отторгнутой, но и позорище
для всей родни до пятого или седьмого - кто их там перечтет?! - колена. Хоть
вешайся, хоть с обрыва - в воду! Такие случаи бывали.
А вот так... да еще в ночной рубашке - это было не зазорным, а ежели и
грешком, то небольшим, извинительным, даже, пожалуй, больше любопытством или
игрой.
И мы продолжали предаваться этим полуутехам. Потом для меня наши игры