"Лев Куклин. Повесть и рассказы из сборника "Современная эротическая проза""" - читать интересную книгу автора

И эта свежесть, и незабываемая яркость ощущений относится, разумеется,
не только к морковке...

СКВОЗЬ КОЛЮЧУЮ ПРОВОЛОКУ

Рассказ

В последний военный год мне сравнялось тринадцать лет; в силу своего
малолетства я не был ни свят, ни грешен, но не являлся и ангелочком
Господним. И в один из апрельских дней солнечной северной весны оказался
свидетелем поистине невероятной сцены, которую сам Иоанн Богослов не смог
вообразить в своем Апокалипсисе...
Начинался апрель. Солнце, с интересом оглядывая посвежевший мир,
выкатилось на середину безоблачного неба. Выглядело оно приветливым, неярким
и ласковым, словно бы пушистым. Под застрехами наших домов, крытых по
обыкновению тесом, посеревшим от непогоды, уже натекали первые сосульки, а
под ними в чуть просевших сугробах протаивали аккуратные глубокие
дырочки-скважинки от срывающихся сверху капель... Благодатное время!
И сам я чувствовал себя веселым, звонким и легким, словно деревянная
свистулька. Впрочем, легким-то я ощущал себя и от постоянного - по военному
времени - недоедания, и на станцию нашу я отправился по важному поручению
моей бабки, которой тайными путями стало известно, что в железнодорожном
магазине обещали по карточкам на талон номер шестнадцать выдать по полкило
давно забытой на вкус чечевицы...
Бодрящий морозец еще не давал оттаять затвердевшему насту, он прочно и
уверенно держал меня, и я в своих больших не по размеру серых подшитых
валенках - "катанках", набитых для тепла сеном, с черными кожемитовыми
латочками на пятках, катился по этому насту, как на лыжах по целику. Сзади
меня оставалась гладь, ненарушенная, словно бы свеженакрахмаленная
скатерть... Я шел, невольно вдыхая чуть ощутимый свежий скипидарный запах
оттаявшей сосновой хвои, которая из темной, почти черной, вдруг сделалась
щемяще зеленой, а стволы - словно бы и впрямь медными, звонкими, подобно
натянутым вертикально гитарным струнам.
Но до магазина я не дошел...
Нашу маленькую станцию, затерянную в таежных дебрях Архангелогородчины,
с известным основанием можно было бы назвать узловой. Отсюда в немеряные
чащобы уходила узкоколейка на глубинные леспромхозы, где работали
заключенные. Мальчишки, и я в их числе, иногда, - ежели не сгоняла охрана и
платформы шли порожняком, - ездили по этой ветке на дальние урожайные
болота-кочкарники за клюквой. Когда я в последний раз приходил сюда, ладное
деревянное строеньице с затейливыми резными карнизами всего-то раза в два
побольше обычной деревенской избы, но именовавшееся вокзалом, - в каленые
морозы сплошь кудрявилось густым инеем. Даже вывеска обросла мохнатой белой
шубой так, что название станции прочесть было невозможно.
...На этот раз я подходил к зданию станции как бы с тыла, со стороны
узкоколейки.
На той стороне рельсовых путей еще стояли вагон-заки, прицепленные к
товарняку с лесом. Их только что разгрузили, - около них неторопливо
расхаживали конвойные с винтовками наготове, в добротных белых тулупах, но
уже распахнутых свободно, - по-весеннему.