"Лев Куклин. Повесть и рассказы из сборника "Современная эротическая проза""" - читать интересную книгу автора

роняя с замшевых губ клочья желтоватой пены, громоздился на кобылий круп
обезумевший жеребец с налитыми кровью ошалелыми белками; или как заслуженный
вонючий козел со спутанной бородой, старчески кхекая, обихаживал нашу
кормилицу, белую козу Майку с грустными карими глазами; а уж про собак,
сцепившихся паровозиком на потеху детворы со всей округи, - тут и говорить
нечего!
Но тут - по моим глазам, глазам разумного человеческого детеныша, что
есть сил било невероятное зрелище массовой человеческой случки! Люди, две
природных половины человечества, потомки сотворенных Богом, временные и
случайные соседи по пересылке, не знавшие имен или хотя бы кличек, вступали
в мимолетный контакт, даже не видя лиц друг друга...
Раздавались только вздохи, стоны, вопли, повизгивания, сиплое
прерывистое дыхание, и иногда процеженный сквозь зубы хриплый возглас:
"Давай, курва, подмахивай!"
Такая согбенная призывная поза, - ладони обхватывают собственные ноги
под коленями или локти упираются в колени - в народе называлась "воронкой
кверху". Но вот с мужской стороны заканчивались ритмические качания, потом
опять словно бы отходила черная шторка, и снова открывалась голубому небу и
моему оторопевшему взгляду слепящая белая плоть...
Впрочем, "белая" - это не совсем точно: оказывается, и самая что ни на
есть белизна женских тел имеет множество вполне уловимых оттенков - с
желтизной, как топленое в русской печи молоко, смугловатый, словно бы от
легкого загара, сероватый, словно припорошенный пеплом, с отливом в
голубизну, наконец - чисто сливочного вида или напоминающие свежеподсиненные
и постеленные на снег льняные скатерти...
- Эх, паренек... - скорбно, но внятно прошептала пожилая женщина в
глухом черном платке. - Не смотрел бы ты на наше горюшко женское...
Лицо ее было строгим и вытянутым, как потемневшие образы в киоте моей
бабки. И лишь слеза, пробежавшая по ее морщинистой щеке, не могла бы -
живая! - скатиться с иконы...
Но совет запоздал.
Тогда впервые в своей коротенькой, как воробьиный скок, жизнешке я
ощутил то, что чувствует, по всей вероятности, дерево, когда в него ударяет
молния: я затрясся до потери пульса, до неудержимого и сладостного
содрогания, и что-то с неописуемой силой рванулось из меня! Я с тайным
стыдом и обмиранием сердца ощутил нечто липкое и мокрое у себя в штанах
внизу живота. Короче говоря, я впервые в своей жизни "пустил бельца"...
Я помнил об этом мгновении всю мою дальнейшую жизнь, - жизнь
нормального мужчины, на пути которого, конечно же, встречались женщины. Но о
том, самом первом моем потрясении я не мог ни забыть, ни перешибить его
силой новых впечатлений и богатого сексуального опыта. Они, эти впечатления,
видимо, никак не могли наложиться на обожженную тем неистовым оргазмом
кожицу моей души (или - тела?!), в которую было не то, что впечатано, а
выжжено каленым железом, как на теле клейменого животного, тавро с твердой
зарубцевавшейся корочкой...
Но вот над загоном раздался надсадный скомороший выкрик:
- Люди! Пустите мужика без очереди! Пень дымит!
Тогда - по малолетству и неопытности - что делать, я не имел "ходок" в
зону! - я никак не мог понять смысла этого выражения. Теперь же - могу
перевести с блатного на русский, но уверен, что вы постигнете его смысл и